– Ну… – напряглась она.

– Дашь посмотреть? – попросил он.

– Здесь мало – наброски одни. Основное дома… – «Ой, дура-а! Это я его что, приглашаю»? – Артем «наживку» проигнорировал, томно огладил глазами. Покраснела, если б умела.

– Ты другая, Дашка, – вырвалось у него.

Она попробовала не поверить, сердце сдавила удавка: «Хорошо-то как, мамочки»!

– Какая еще? – фыркнула она.

– Светлая.

Мамкино: «бледная, как смерть». Дашка увидела – пальцы играют вилкой.

– Ну, бледная…

Артем разулыбался:

– Я не в этом смысле, – глаза ехидно заискрились. – Загоришь.

– Не загорю, – возразила Дашка.

– Ничего! Выпьешь – порозовеешь!

«Дурак»! – Дашка дернулась уйти, даже напрягла коленки – Фома подбоченилась, выпятив бесстыже сиськи. Вот уж дудки!

– Подожди! – Рука-лопата легла поверх ладошки – замерла, под ложечкой кольнуло, в затылке – жаркий комок. Артем виновато улыбнулся, заглянул в глаза. – Извини. – Извини… звини, звини: вина-горошинка заскакала меж звуками, мерцая на солнце. Над ухом гас камертон. Дашка опустила альбом. Страшно, но странно – руку убирать не хотелось. – Мир? – Артем накрыл ее второй рукой. Дашка выдохнула, буркнула меж ударами сердца:

– Мы и не ссорились. – Фома над левым плечом запела: «И с челна ее бросает в набежавшую волну!». Строенный плевок угомонил подругу… Ехидна Анжела принесла заказ, ускользнула, вильнув хвостом. Хлыщ Жуль Ен правда оказался жуликом: крохотная «розочка» с пятачком гребешка.

– Ну, за знакомство? – Артем плеснул себе, наполнил Дашкин бокал «желтеньким». Ей вдруг стало бесконечно неудобно за ободранный лак, заусенцы и пятна краски на руках. «Ой, лохушка»!

– Угу, – Даша перехватила ножку бокала. Стеклянные бока чокнулись на родственный поцелуйчик.

– Как? – он ждал, пока она допьет. Она исподтишка наблюдала, как двигаются монгольские скулы, хрумкая капусту. Дашка зыркнула из-под бровей:

– Не розовею?

Артем замер, запоздало хмыкнул.

– Нет. – Они улыбнулись одновременно.

– Я же говорила, – Дашка перевернула гребешок, в сырной корочке – воронка с грибами. Моллюск обнял зубец вилки, уставился на зубы. Маловато… Упокоено улегся на язык. Утопила его глотком вина… Солнце лениво качнулось под рваные облака, мазки неба зерцали, чем дело кончится. Артем разговорился, будоражил воздух ни о чем. Дашка захмелела. Страшно не было, вернулся вопрос вопросов «Есть ли у демона крылья», теперь чертик в голове коверкал его так и эдак. «Есть или не есть – зачем тебе перья, дура?». Даже Фома заткнулась, что на нее не похоже. Сидит, наверное, под телефоном – воображает… – Я позвоню? – Словесная шелуха рассыпалась.

– Конечно! – Артем показал на барную стойку. – Там телефон. – Вслед попросил. – Только недолго – забуду, что говорил. – Он попробовал смеяться. Дашка удивилась: «Тоже мне, демон – бесенок средней руки. Или что у них там: хвост и рыло?».

Желудок, обманутый жульеном, выдавал трели вслед за телефоном. Бармен рядом разливал спесь и густеющую лень. Трр– трр – трр. Дашка прижалась к трубке, напротив – пилит соловый взгляд. Она невзначай отвернулась. Трр-трр…

– Алло!

– Фомочка! – громко прошептала Дашка.

– Дуся, ты?

– Ну.

– Как ты там? Он не полный кретин?

– Не-а…

– Что там с твоими крыльями – не раздевала? – хихикнула Фома.

– Дура! – вспыхнула Дашка, покосилась на Артема, но зацепила бармена – мухи умирали в трех метрах от этого человека.

– Где вы хоть, пляж топчите? Пиво, джин-тоник?

– В ресторане, соска! – Бармен презрительно ухмыльнулся.

– Да ну! – не поверила Фомичева. Поправляет в бюстгальтере сиськи и заворачивается в халатик. Завидует, стерва – ее Алик таскал в шашлычку. Здесь хоть бежать недалеко…