– Даш!.. – позвал Саня.

– Не дам! – отразила Дашка.

– Чего ты? – Она неохотно покинула горизонт, пронзила холодом:

– Не мешай! – Саня сдулся до размеров мошки, набережная – картонная поделка, а единственно реальный – альбомный лист. Звуковой галлюцинацией толчется: «Моя ви-ишневая девятка». И голос Димки Сомова: «Не трогай ты блаженную. Сыграйте, Шура!». Ленка ладно кроет матом… Дашка сделала над собой усилие. – Не мешай… Пожалуйста… – надавила паузой. – Потом, ладно? – Белые пальцы, сжав щепотью сиреневый мелок, безучастно рассыпали крошки поверх островов…

Саня посмотрел с ненавистью, губы капризно сжались.

– Тварь!

Ребята притихли, Дашка безразлично кинула.

– Хорошо… – И все: Санечки не стало – крикливый карлик за толстым стеклом. Ребята здесь, а он там. Фома пинает гитару, шипит протяжно: «Козлище»! Пацаны тащат его за куртку и опрокидывают рядом с Бяшей. Он плачет…

Дашка собрала мелки; сдув песчинки, отряхнула с альбома воду; грифель не потек. Мокрющий пес скулит из-под бурундуков. Попрощалось солнце, огромный зрачок закатился за край. Ветер легко пронзил плотную вязку свитера. Дашка упаковала сумку, подошла к «столу», нашла стаканчик с водкой и лихо замахнула – впервые в жизни. Легче не стало, тошнотворная сивуха попросилась обратно. Сомов сунул в руки бутылку «Юпи»:

– Запей! – Дашка послушалась.

– Нормально?

– Угу.

– Точно? – Сомов заглянул в лицо.

– Да, нормально, – Дашка шмыгнула носом. – Спасибо, Дим.

– Пожалуйста, – буркнул тот. – Голову запрокинь!

– А?..

– Кровь, – Сомов протянул грязную салфетку. Ее перехватила Фома и намочила в море.

– Ну, Дуся! – она оглянулась на Саню, не глядя, умыла Дашку, попыталась оттереть свитер. Серые волокна впитали кровь – без пятна не обошлось. Остыв, подметила. – На вампира похожа.

– А?..

– Стой так, еще намочу. – Ленка побежала к воде. Дашка покосилась: подруга проваливалась на шпильках, но умудрялась делать это элегантно. Вернулась. – Кому сказала, не шевелись! – Фома стерла капельки с подбородка. Вода холодная, колючая. – На, приложи к переносице.

– Угу.

– Полное «угу», дураки влюбленные.

– Сама ты…

– Да, знаю я – вырвалось. – Ленка приобняла за плечо. – Сумасшедшая ты, Дуся. – Дашка не обиделась… Праздника, как такового, не стало: пробовали раскачаться – натянутое хихиканье радости не принесло. Постепенно курс раскололся на крошки – по темным углам, да по домам. Фома предложила Дашке:

– Ко мне?

– Не-а, я домой, – Даша качнула головой в сторону вокзала.

– Акстись, Дуся! – электрички до десяти, – Ленка продемонстрировала часики.

– На троллейбусе – «шестерка» до двенадцати.

Город расцвел огнями, будто фотография салюта, самородком пылал кинотеатр «Океан». Под фонтаном пунцово светились стопари автомобилей – шел съем. Страсти выползали из дневных приютов.

– Доиграешься, – покачала головой Ленка.

– Кому я нужна? – удивилась Дашка, показала разбитый нос.

– Знаешь, Дуся, даже некрофилы бывают…

– Дура! – засмеялась Дашка; Ленка увернулась от сумки. Ребята бойко собрали мусор – объедки в урну, бутылки оставили бомжам. Наконец, Громыко скомандовал:

– Чиксы – в круг. Самцы – в каре. Идем ко мне! Парням не обязательно. – Засмеялись, Дашка робко вставила:

– Мне домой. – Громыко поглядел с сожалением:

– Не победю?

– Был тут один… победитель, – съязвила Ленка, нашла за спинами угрюмого Сашку. Громыко замахал руками.

– Не очень-то хотелось, – гаркнул, что есть сил. – Выходи строиться! Бяшу не забудьте!

Дашку провожали всей группой; троллейбус дремал вполнакала на пустой остановке. Никого, только под зашторенными ларьками сладко посапывает бомж.