Иван Иванович решительным шагом направился к подъезду.

Когда Иван Иванович оказался на площадке между четвертым и пятым этажами, его дверь распахнулась, и из нее выскочил пацаненок лет одиннадцати.

Иван вжался в стену и так стоял с вытаращенными глазами. Короткая курточка опять задралась, оголив пупок.

– Мишка, – выдохнул Иван, – это же Мишка, сын Кузьминых.

Иван хорошо помнил эту семью. Он даже ходил несколько раз на их новое местожительство. Относил письма, которые приходили на их имя.

Вышла Мишкина мать и начала шарить в своей сумочке, видимо, в поисках ключа.

– Мам, смотри, какой дяденька смешной. Это клоун, да? – ковыряя в носу, на весь подъезд прокричал мальчишка.

– Миша, не подходи к дяденьке. Видишь, дяденька болеет. Подожди, вместе пойдем.

Иван Иванович неловкими движениями начал одергивать курточку, прикрывая пупок. Он проводил взглядом Кузьминых и с облегчением выдохнул.

И тут он заметил возле своей двери кошелек. Видимо, Мишкина мать обронила, когда ключ в сумочке искала.

Иван подбежал к кошельку, поднял и сунул его в карман. Какие-никакие, но там деньги. Мало ли, что ждет Ивана впереди.

Иван толкнул дверь подъезда и вывалился на улицу, едва удержавшись на ногах, в свой привычный двор.

– Слава богу. Я дома. Благодарю тебя, Господи, что ты вернул меня домой, – чуть не заплакал Иван, разглядывая кучу автомобилей, заполонивших двор.

На следующий день, когда Иван Иванович немного отошел от пережитого, он все же решился сходить к Кузьминым. Может, живы еще. Хотя за такое время разное может произойти. И уехать могли.

Иван позвонил. Дверь открыл повзрослевший Мишка.

– Здравствуй, Миша, помнишь меня? Мы в вашу квартиру заселились в восемьдесят первом.

– Ах да. Вспомнил. Проходите, – пропуская Ивана, проговорил Михаил. – Что-то случилось?

– Да нет, ничего. А как мама твоя? Жива?

– Жива. Болеет только. Вам мама нужна? В спальне она. Проходите.

Иван вошел в спальню. Мать Миши, сильно постаревшая, сидела у окна и с интересом разглядывала Ивана.

– Миша, а что, у нас гости? – спрашивает мать.

– Да, мама. Помнишь жильцов, которые…

– Да, да. Вспоминаю.

– Здравствуйте, – подошел Иван к Мишкиной матери и протянул кошелек. – Это ваше?

– Да, – шепотом проговорила старушка. – Это мой кошелек. Потеряла я его… давно. Денег, конечно, там не было. Три рубля с копейками. Но… там рисунок был моей доченьки. Умерла она совсем еще маленькой. Мише пять лет только было. А она старше была на два года.

Старушка открыла кошелек и вынула сложенный в несколько раз листочек. Рисунок дочери.

Руки Мишкиной матери задрожали. Слезы потекли по морщинистому лицу.

– Спасибо, – прошептала старушка. – Спасибо вам большое. Это мне привет из прошлого. Как давно это было.

– Вчера, – улыбнулся Иван.

Иван вышел от Мишки уже ближе к вечеру и слегка выпивший. Он не спеша дошел до своего дома и уселся на лавочку, что возле его подъезда. Вытащил из-за пазухи пожелтевшую от времени старую газету «Правда».

– Ну вот, – вздохнул Иван, – уже пожелтела.

Иван Иванович положил газету на скамейку и вдруг горько заплакал.

– Ты чего, Ванечка, плачешь, что ли? – услышал он голос соседки, старой пенсионерки.

– Дурак я, Светлана Сергеевна. Какой же я дурак.

– Да что случилось, Ванечка?

– Надо было мне там остаться.

– Где там?

– В семьдесят девятом.

– Ну-у, Ванечка, ты загнул. Кабы можно было. Многие теперь обратно хотят.

– Я вчера там был, – посмотрел Иван на пенсионерку.

– Ты бы не пил, Ванечка. Возраст у тебя уже не тот. Не справляется организм. Может, тебе на работу куда устроиться. Сторожем.

Иван встал и, растирая слезы, направился к подъезду.