Доведя себя до крайностей обличения, по трапу поднялся. Снисходительно кивнул вахтенному матросу и к двери надстройки. Тут слышит:

– У вас жена приехала.

Сначала на эдакое, одни бутылки в пакете звякнули. Затем последовал вопрос:

– Когда?

– Вчера под вечер.

По высокому классу профмастерства, радист с «приёма» перешёл на «передачу». Несколько секунд и разъярённым трагиком влетает в каюту. Пакет с содержимым от «Стеньки Разина»15 уподобляется гранатной связке, брошенной под себя и врагов.

Вопль и выражения вслух без всякой обкатки:

– Дура!!! Я из-за тебя вечер и ночь в аэропорту торчал конченым идиотом. И с одной извилиной можно сообщить, когда прилетаешь. Тупизна ты клиническая, а не цветочек аленький. Вместо бабьей ахинеи, учись понимать, что тебе пишу. Хорошо капитан отход перенёс. Как приехала, так бы и уехала щелью дурдомовской. Видеть(!) тебя после этого не могу.

Ещё таившая свою порцию праведного гнева супружница, вмиг перечувствовалась и назад отыграла:

– Артурчик! Умоляю! Прости, прости меня – глупую, малахольную. По огромной к тебе любви оплошала. Что угодно, но ни гони-и-и-и.

Рёв по-натуральному, пивной запашина, осколки бутылок, дамочка на коленях и вывернувшийся вчистую радист.

Пожалуй, самый раз, будто в театре: опускать занавес.

Иногда надо сделать трудный выбор: или-или. Даже пяти секунд на раздумья не будет. А вставить: «Где наша ни пропадала?!» Прямо противоположное: «Своё всегда ближе» – получится. Примеров, наверняка, тьма-тьмущая. Сразу выведем за скобки «О доблестях, о подвигах, о славе»16. Ну, тогда остаются любовные, житейские, служебные. В тему и байки старого торгового флота. Начать по справедливости отбирать, именно эту вначале оцифровали бы. Уж больно то пресловутое: «одно из двух» в полный рост проявилось.

Был в Северном морском пароходстве достоверный, отчётливый капитан. Многие его знали, а судоводители так без исключения. Ещё бы. Раз оный кэп руководил потом Службой по безопасности мореплавания. И что редчайше бывает, соответствовал тому высокому назначению с заметным перебором. Подобно старинной семиструнной гитаре всё в нём настроилось с рожденья гармонично. От маменьки-дворянки лицом взял, от отца поморского корня – моряцкую натуру. Удачно шутки десятками высекал. Не иначе от того, что претерпел подростком войну и даже успел походить в Северных конвоях17. Интересное, знаете ли, качество замечалось за тем поколением: безрасчётная, весёлая доброта. Я бы ещё добавил способность откликаться, войти в положение других. Вот как-то так. И будь, чего по совести ни миновать.

Когда же приспел охочий жениховский возраст, родная страна всего ничего смогла им предложить. В лучшем случае комнатёнку в коммуналке. Почтут за счастье и в бараке. Мало-мальски кое-как приодеться, также плоховато с бытиём стыковалось. Все нехватки и бедность объясняли недавней великой войною. И народ понимал: так оно и есть по нашим-то понесённым потерям. Но зато вон Победа в календарях, в памяти поголовной и подушевой. С той твёрдой философией стоиков свыклись, притерпелись. К тому же мелкие, частые послабления усатого вождя воспринимались сдвигами к изобильно наобещанному. А там, глядишь… Только вот то самое «глядишь», всё никак не наступало.

При Хрущёве стало вольней, зато куда придурковатей в общем соцхозяйстве. Да заметно убавилось в народе беззаветной веры. Лысый, что усатого сменил, видя это, решился на крайнее средство. Объявил непременное торжество Коммунизма точь-в-точь через двадцать лет. Дошлые сразу смекнули: значит – никогда! Многие верили по чётным дням или как кому заблагорассудится. Простецы продолжили грезить сладкой глупостью. Однако перемены к довольству, едва достаточному, плелись и вовсе сбоили, вплоть до случавшихся очередей за хлебом.