Но теперь все позади, они на новой родине, и им должно быть хорошо. И не потому что это Святая земля, и не потому что их ждет здесь вся его семья, а потому что они вместе – он, она и их дети. А когда они вместе, им хорошо друг с другом. Они счастливы. Да и Крылан обещал помогать. Когда Арик приезжал к родителям в гости и встретил Крылана в караванном поселке, он уже думал об отъезде и советовался с Крыланом. Тот не обманет, он обещал помочь. Все будет хорошо, даже очень хорошо!

Арик подхватил дочь, потянул за руку сына.

– Лап, ты знаешь, у меня такое чувство, что я вырвался из клетки! Все теперь будет по-другому! Это свобода, Лап!

Он не расслышал, как она тихо переспросила его:

– А что именно будет по-другому?

Он засуетился, поспешил сойти с трапа, повернулся было к жене, чтобы сказать ей что-нибудь хорошее, но вдруг споткнулся обо что-то и чуть не упал. Арик остановился, забалансировал, стараясь не уронить дочь, дернул назад сына, отступил на шаг и увидел тогда, обо что споткнулся.

Снизу на него смотрела огромная задница в лоснящихся черных брюках: на бетонных плитах на коленях стоял человек. Он целовал эти плиты и смеялся сквозь слезы. Рядом стояла совершенно смущенная, интеллигентного вида полногрудая женщина, поодаль от нее – девушка, поддерживающая скрюченную старушку. Женщина тянула задницу за воротник кожаной куртки и умоляла подняться с колен.

– Левочка, ты что, люди же смотрят! – причитала она.

Арик разглядел под воротником кожаной куртки жирную складчатую шею, выше – коротко стриженный седеющий затылок, прикрытый новенькой бархатной кипой. Левочка стал подниматься, оперся рукой на колено, потянул жену за руку. Арик заметил массивную золотую печатку на пальце и татуировку на тыльной стороне кисти.

– Простите, – произнес Арик, улыбаясь и отступая еще на шаг.

– Да брось ты, братан! Мы же дома, у себя дома, понимаешь? – уже откуда-то сверху ответил Левочка, вытирая массивным розовым кулаком маленькие черные глазки.

Пахнуло пивным перегаром и чем-то тревожным, больным, кислым.

«Приехали!» – вдруг подумал Арик и помчался к аэродромному автобусу, увлекая за собой семью.

– Поздравляю, братан! – прокричал ему вслед растроганный Левочка. – Шалом!

– Нашел тоже братана… – пробурчал Арик, в левой руке которого был зажат потрепанный старый кейс со всеми их семейными документами, а в правой руке – мускулистая маленькая ладонь Малыша, тащившего за собой сестру.

У входа в здание аэропорта иммигрантов, а теперь уже репатриантов, встречал небольшой военный ансамбль – красивые мальчики и девочки, загорелые, стройные, в наглаженной парадной форме с аксельбантами. Они широко открывали рты и вообще были полны энтузиазма. Аккомпанировала им на электрооргане женщина лет тридцати, тоже в военной форме. Военный чуть постарше, в кипе, очках и при пистолете, дирижировал ими, восторженно взмахивая белыми пухлыми руками, беззвучно открывая рот в унисон исполняемой песне. Он постоянно оглядывался на прибывающих, не забывая при этом улыбаться. Они были похожи на дружную семейку увлекающихся семейным пением типа караоке, а детки их, по-видимому, родились в военной форме, до того она ладно на них сидела.

Арик узнал исполняемую песню, он слышал ее раньше, в свой первый приезд в Израиль, она действительно была прекрасна. Арик, еще почти не знающий иврита, все-таки угадал ключевые слова – «Ерушалаим шель заав»[5], и сердце его потеплело.

«К черту всех этих Левочек и других братанов! – подумал он. – Открываем новую страницу!»

Уже через год пребывания в стране Верочка развелась с Левочкой, который связался с тель-авивскими сутенерами и практически исчез из ее жизни, как и не было. Он разводиться, конечно, не хотел, его устраивала ее зарплата, он пытался возражать и даже угрожать, тогда она записала на магнитофон его очередные излияния, и его на гребне волны по борьбе с русской мафией вежливо предупредили, чтобы он больше не грубил и сидел тихо – как до решения суда, так и после него.