– Тебе не помогут заклинания и помощь нечистого, мы знаем как бороться с колдовством! Все инструменты смочены святой водой и смазано маслом из кадильницы! Наш брат всю ночь читал над ними молитвы против заклинаний!

Но София упрямо молчала.

– Сколько лет назад повстречала демона – инкуба? Отвечай! Что он тебе сказал при встрече? Я знаю, что он обычно говорит. – Серафим продолжал спокойно, изредка повышая голос, – я дьявол, если ты хочешь буду с тобой всегда, не оставлю ни в какой нужде – так он сказал? Отвечай!

После короткой паузы, кивком головы дал команду сподручному взять инструменты со стола. Плоские щипцы захватили пальцы Софии и боль заставила вывернуться, наполнить комнату оглушительным воплем.

– Вот видишь – больно. Не помогут тебе заклинания. Признавайся, или будет хуже!

– Я не понимаю вас господин. Вы говорите не правду! Спросите у всех на улице, мужа, дочки, у всех кто меня знает, никогда не служила демону!

– Еще ни одной ведьме не удалось меня провести! Если ты забыла, то напомню что нашли у тебя во дворе. Или забыла? Сколько благочестивых христиан ты отравила и лишила силы? Мне известны десятки рецептов приворотных снадобий. Каждая ведьма, побывавшая тут рассказывала о своем способе совращать людей. У какого колодца спрятала горшок с мужской силой своего мужа? С помощью демона, растет воинство дьявола, но мы не дадим вам победить!

Серафим не любил торопить события. Обычно трех допросов было достаточно получить признательные показания. На суде она должна сама рассказать о своих деяниях. Сегодня он решил закончить. Завтра с новой силой попытается сломить сопротивление и на третьем допросе она согласиться со всем что скажет Серафим. Полностью изобличить эту женщину в колдовстве не представляло большого труда. Его опыт способен за несколько дней расколоть намного крепче орешек! Он встал со своего трона, подобрав полы черной рясы. Серафим вышел не попрощавшись и не оставил указаний, тем самым давая понять, что на сегодня все закончилось.

Новости в городе распространяются быстрее ветра. За считанные часы после появления повозки инквизиторов у дома башмачника – это событие стало достоянием всех женщин в окрестностях. Судачить о внебрачных связях, скандалах, слухах и сплетнях приходилось всему женскому роду Женевы. Мужское участие в пересудах и разносе сплетен, считалось не совсем принятым в таких делах. Мол не мужское – это дело языком молоть. Рассудительность и осторожность в оценках, не позволяла главам семейств делать выводы, легко делать выводы, предпочитали отмалчиваться. Марта узнала от служанки нотариуса причину появления повозки инквизиторов у дома Софии и Брута. Возвращаясь из школы живописи, где два раза в неделю занимался Кряк, ее нагнала коренастая девица по имени Шарлота, служанка нотариуса, и торопливо сообщила кто у них в городе обвинен в колдовстве. Марта выслушала, сильно вздохнула и проговорила: «Спаси Господи душу бедной Софии», перекрестилась, очень удивилась этой новости, всю дорогу до дома сокрушалась и переживала. Дома Иоган пару раз кивнул слушая рассказ Марты. Растерянно посмотрел на жену, не зная как реагировать и что сказать. Он хорошо помнил жалобы Брута на свою благоверную, и подумать не мог, что дело может так обернуться. Ему всегда казалось, что Брут играет и претворяется, не может он серьезно обвинять супругу в колдовстве.

– Подождем, что скажет Брут, – развел руками и поспешно скрылся у себя в мастерской Иоган.

Оставшись наедине с самим собой, скривил губы в неприязни и горечи. Он знал Софию хорошо, в то, что она ведьма – не верил. Тут дело не чисто. Понимал, что Софию ждет только костер. Брут мог сам донести на жену. Достаточно только несколько слов, чтобы навсегда похоронить репутацию бедной женщины. Такие были нравы и законы в их городе. Инквизиторы только и ждали нового сигнала, чтобы накинуться на зазевавшуюся жертву. Иоган знал о пяти случаях поимки ведьм. Все они были крайне сомнительными и подозрительными. Заканчивалась всегда такая история одним – объявляли о предстоящей казни на городской площади. И что тут поделать? Все помалкивали, сомнения в слух не высказывали, только копили молчаливый протест и недоверие.