Гучков выделил из думской комиссии группу единомышленников, которые стали проводить частные совещания с группой молодых высокопоставленных военных во главе с генералом Василием Гурко (с братом известного нам члена Государственного совета Гучков познакомился еще в Южной Африке). Участник этих совещаний генерал Лукомский напишет: «В конце 1908 года, с разрешения военного министра Редигера, подтвержденного новым военным министром генералом Сухомлиновым, генерал В.И. Гурко на своей частной квартире собирал представителей различных отделов военного министерства – с целью знакомить лидеров различных партий Государственной думы и желающих членов комиссии обороны Государственной думы с различными вопросами… На этих собеседованиях сообщались такие секретные данные, которые считалось невозможным оглашать не только в общем собрании Государственной думы, но даже и на заседаниях комиссии обороны»[603]. В круг привлеченных к работе высших офицеров входило 10–12 человек, среди них и генерал Михаил Алексеев, занимавший тогда должность 2-го генерала-квартирмейстера в Главном управлении Генштаба[604]. Обсуждали они дела не только военные…

Высоко оценит деятельность этой неформальной группы и сам Гучков: «Работа наша в 3-й Думе поддерживалась, между прочим, некоторым кружком, который мы составили сами и в который входило несколько членов Государственной думы, работавших в комиссии обороны, и несколько молодых генералов и офицеров Генерального штаба, с генералом Гурко во главе. Кружок этот являлся первоначальной лабораторией, где разрабатывались и обсуждались различные вопросы, которые потом шли в комиссию обороны Думы»[605]. Стал ли Гучков при этом крупным специалистом в военных вопросах? Василий Гурко в мемуарах даст такой ответ: «Гучков имел много знакомых среди военных, от не слишком значительных руководителей армии до молодых офицеров, а благодаря своим связям в Думе был полностью осведомлен о юридической и административной сторонах деятельности Военного министерства. Все перечисленное создавало у него иллюзорное представление о жизни армии и условиях ведения войны, но в его знаниях имелись большие провалы, о чем сам он, вероятно, не догадывался. Нет сомнения, что он ничего не знал ни о психологической стороне работы военных, ни о психологии начальствующих лиц армии или ее солдат»[606].

Гучков распоряжался полученными с санкции военного министра знаниями весьма специфически: для критики высшего армейского руководства страны с думской трибуны. Особенно доставалось Сухомлинову, а также великим князьям, которых он к вящему недовольству императора призвал полностью отстранить от военного управления. Для спасения России, восклицал Гучков в 1908 году, «мы вправе обратиться и к тем немногим безответственным лицам, от которых мы должны потребовать только всего – отказа от некоторых земных благ и некоторых радостей тщеславия, которые связаны с теми постами, которые они занимают»[607]. Подобные речи позволили Гучкову обрести немалую популярность и стали для него трамплином к посту Председателя Государственной думы.

В марте 1910 года на безальтернативной основе – остальные претенденты сняли кандидатуры – Гучков был избран спикером и в своей первой речи в новом качестве заявил, что «лучше погрешить в сторону излишнего расширения свободы, нежели в сторону слишком нетерпимого или боязливого ее стеснения… В борьбе со словом неправды сильнее слово правды, нежели председательский звонок»[608]. Звонком Гучков действительно пользовался нечасто, спикером он оказался весьма слабым. Очевидно, что административная негероическая рутина ему претила. «Гучков председательствует очень редко, да это и лучше, так как нравы думские очень разнуздались и обуздать их он не в силах, – записал в дневнике Глинка. – Авторитета нет. Разговоры громкие и шум, несмотря на его первые предупреждения, не стихают… Бывали случаи, когда его спрашиваешь, что баллотируется или что принято, и получался ответ: «А черт его знает»… В то же время Гучков у себя в кабинете ежедневно на крошечного формата листочках пишет и все пишет. Вы спросите, кому? – министрам и премьеру, да так часто, что иногда становится совестно даже перед курьерами»