Марк, не сказав ни слова, ушёл выполнять данное ему поручение.

Мистер Рассел, пока Марк искал палку, закончил копать могилу. Тод и Эдвин, стоявшие ближе всех к телу умершего, подняли его с земли и медленно положили в яму.

Хоть Эдвин и выглядел вполне спокойным, на самом деле он очень тяжело переносил смерть Тома.

– Но правда, раз уж мы согласились ехать в Калифорнию, то должны надеется на лучшее, – слышался ему голос Тома откуда-то из-за спины, точно там стоял призрак его товарища.

Эдвин отвёл взгляд от завёрнутого в брезент тела и посмотрел на чащу, от которой с палкой шёл Марк. Ему вдруг привиделась девочка, стоящая рядом с одним из деревьев. Маленькая девочка лет семи в красивом белом платье удивленно смотрела на Эдвина, не понимая, что происходит. У неё был такой же, как и у отца, нос, и выражение глаз таким же, как и у Тома, когда он вспоминал о доме.

Мистер Рассел уже закапывал могилу. Никто ничего не говорил, и от этого обряд похорон выглядел ещё более неестественным: на похоронах читают молитву, – но если кто-нибудь из путешественников и мог сделать это, он навряд ли бы решился. Но неестественность заключалось даже не в том, что не прозвучала молитва, никто ни слова не сказал об умершем. Хотя что они могли сказать о человеке, которого практически-то не знали? Да, они вместе с ним провели несколько месяцев, и всё же далеко не все знали, что в Нью-Йорке у Тома осталось семилетняя дочь.

Но вот когда Роберт уже почти зарыл яму, Фрэнк шепнул Эдвину:

– Он в последние дни говорил о какой-то Мегги. У него что, жена осталась в Нью-Йорке или ещё кто?

– Не знаю, – выдавил из себя Эдвин.

Сейчас проще было сказать «не знаю», хотелось поверить, что он и в правду не знает, кто такая Мегги. Хотя, конечно, обманывать самого себя сложнее, чем обманывать других. Всё-то Эдвин знал, хорошо знал.

Мистер Рассел отложил лопату, взял у Марка палку и воткнул её рядом с могилой.

– Где шляпа Тома? – спросил он.

Ему подали шляпу умершего, и он повесил её на конец палки. После мистер Рассел молча развернулся и побрел к своей лошади.

Это озадачило Эдвина, да и, похоже, не его одного. Уйдя подобным образом, мистер Рассел как бы говорил: «закопать – закопал, больше я ничего не должен этому человеку». Так во многом и было, но всё же, с его стороны, следовало бы проявить больше уважение к умершему. Но ведь он в то же время никого не гнал в это поездку и предупреждал, что не все доберутся до приисков. И всё-таки такое отношение неприятно удивило Эдвина. Он думал, а входит ли в сумму, которою он платил в первый день, непредвиденные расходы на работу в роли могильщика? Всё ли подсчитал мистер Рассел?

Но всё же никто не виноват в том, что Том умер, и отправился он в поездку действительно добровольно. Значит, глупо искать причину для обвинения Роберта или Фрэнка, который, наверняка, и так чувствовал вину в смерти товарища. Том решил отправиться в путешествие, Том заболел, Том умер. Такова его судьба, и точка.

Сразу же после похорон группа продолжала путь. До ужина никто не решался заговорить, лишь изредка слышался чей-то шёпот, не более. Начавшийся за ужином разговор был недолгим, длился от силы минут пять. Затем путешественников поглотила ночь, и всё повторилось…

Только на этот раз стон послышался, когда уже светало, а не посреди ночи. Фрэнк всё так же таскался с аптечкой и лихорадочно листал бесполезный в данном случае справочник.

Эдвин не знал Ричарда так хорошо, как Тома, но и его смерть вызывала такое же сожаление. Запросто могло оказаться, что у Ричарда, к примеру, как и у Эдвина осталась на Востоке мать или родной брат, который до последнего отговаривал его ехать.