– Личность он тёмная, а не лошадка, – сказала Оксана, выдув пузырь из жвачки.

Алёна на неё посмотрела.

– С чего ты взяла?

– Знаю. У меня тётка раньше работала в Белом доме, в буфете. Ну, и рассказывала.

– Про Кострова-младшего?

– Про всех. Но про него я точно помню. Он к отцу на работу редко захаживал, но если уж приходил, это превращалось в неделю сплетен.

Алёна усмехнулась.

– Он дурачок?

– Если бы. С компанией плохой связался, и вёл себя соответственно. Отец жутко его стеснялся. А потом он пропал, Павел, то есть. И говорили, что его посадили. А отец даже пальцем не пошевелил, чтобы сыночку помочь.

– Точно знаешь?

– Что?

– Что посадили?

Оксана потёрла нос, призадумалась. Затем головой мотнула.

– Нет. Кто мне доложит? Слухи это, Алён. Слухи. К тому же, Костров-старший вскоре в Москву уехал, и что уж там с его сыночком было… – Она руками развела. – Но раз тот в Москве с ним оказался, значит, они помирились. Или как там бывает у богатых?

Как бывает у богатых, Алёна не знала. Но повод обдумать новую информацию появился. Она на спинку кресла откинулась, сложила руки на груди и пустым взглядом уставилась на тёмный экран своего компьютера. Прошло минуты две, а Серёга громко и весомо хмыкнул.

– Золотко, ты о чём призадумалась, красавица?

Перебор с комплиментами ничуть не смутил, потому что тон Бурдовского был пропитан желчью. Алёна даже головы в его сторону не повернула, лишь в задумчивости проговорила:

– Может, мне в Москву податься? Там такие интересные вещи происходят. А у нас Беленький с плакатом…

Серёга почесал заросший подбородок.

– Что-то мне подсказывает, Алёна, что ты и там будешь писать про кредиты и сумасшедших митингующих. Это судьба.

– Врёшь ты всё. Не может такого быть.

– А ты проверь.

Оксана перестала печатать, на Алёну взглянула с подозрением.

– Ты хочешь уехать в Москву? Ты мне не говорила.

– А сейчас говорю. – Алёна поднялась, одёрнула лёгкий пиджачок. – Меня здесь не ценят.

– Меня тоже, – вздохнул Бурдовский. – Судя, по зарплате.

В коридоре едва не столкнулась с Артюховым. Точнее, Алёна вовремя отскочила в сторону, а Тарас даже взглядом её не удостоил. Прошествовал мимо, разговаривая по телефону, и вид при этом имел занятой-занятой. Не боясь быть замеченной, остановилась и посмотрела своему сопернику вслед. Тарас был мужчиной привлекательным, к чему отнекиваться? Рыбников был лишь лет на пять его старше, но Пётр Алексеевич, при всей своей фактуре, на свой возраст как раз и выглядел, а вот Тарас поневоле привлекал к себе женские взгляды. Высокий, подтянутый, смуглый брюнет с серыми глазами, многие женщины в редакции ему вслед откровенно вздыхали. Но Алёна не слышала, чтобы он хоть раз завёл роман с кем-то из сотрудниц. А счастье пытали многие, даже те, которые считались красавицами (кстати, на одной такой красавице, у которой обломалось с Артюховым, пару лет назад женился Рыбников, это было поводом для разговоров, даже для собратьев-журналистов). Но Тарас был скалой, неприступной и сокрушительной. Признаться, Алёна в своё время, как только устроилась на работу, тоже подпала под его необъяснимое обаяние. Он мимо проходил, даже не замечая, а у девушек сердце замирало, и ноги ватными становились. Алёна это пережила, её лёгкая влюблённость прошла ровно в тот момент, в который она поняла, что начинает воспринимать Артюхова, как соперника, а не как объект своих мечтаний. Перед ним даже Рыбников порой пасовал. Потому что Рыбников не согласовывал материалы Артюхова, это делал кто-то более влиятельный. Петру Алексеевичу по большому счёту оставалось только соглашаться и улыбаться. А вот её работу главный редактор безжалостно критиковал, Алёна считала, что несправедливо, и поэтому обижалась. Правда, никогда этого в открытую не показывала. Но каждая её статья, что появлялась в урезанном виде, воспринималась пинком или подзатыльником. А всё, что писал Тарас Артюхов выходило на первой полосе. Даже если он писал про дурацкую автостраховку.