Купец испугался. Это было заметно невооруженным глазом. Пальцы его судорожно стискивали друг друга, левая щека начала ощутимо подергиваться, мышцы непроизвольно напряглись. Даже Митька понял, что его ироничный покупатель говорит не просто так, прикалываясь, а как чиновник, исполняющий скучную, но необходимую службу.

– Впрочем, – заметил мужчина, – когда ты продашь мальчишку, это будет уже не твоей заботой, а нового владельца. Которому придется заплатить за клеймо и за пошлину четыре огрима. Исходя из этого, – он сделал паузу, – а также и из прочих открывшихся обстоятельств, я пришел к выводу, что мальчик несколько не соответствует твоему радужному описанию. Над ним еще немало предстоит поработать. Поэтому я даю за него пятнадцать огримов, и ни медяшки больше. Согласен?

Айгъя-Хоу вынужденно кивнул. Сейчас, после разговора о клейме, торговаться ему было совсем уж не с руки.

– Ну что ж, – улыбнулся мужчина, – приятно видеть разумного человека. Итак, уважаемый, получи. – Он расстегнул висевший на поясе кошель, запустил туда руку и принялся считать серебряные монеты. – Ровно полтора десятка. На зуб проверять будешь?

Купец отчаянно замотал головой.

– Ну что ж, тогда пойдем запишемся.

Они направились к сидящему за столиком старичку, дали мелкую монетку, старичок тут же, выхватив верхний лист из стопки, принялся скрипеть. Митьке эти минуты показались вечностью. Он стоял сейчас на грязных досках, на нем не было ошейника и по идее он мог бы рискнуть – юркнуть в толпу, опрометью метнуться в ближайший переулок, а потом… потом будет видно. И был краткий миг, когда он едва не рванулся. Но – не вышло. Предательская слабость в коленках.

И тут же он принялся убеждать себя, что бежать бесполезно. Во-первых, его сейчас же схватят или подстрелят – стражники-то никуда не ушли, вон стоят возле сарая, болтают и ржут как кони. Анекдоты, небось, травят. Ржут-то они ржут, а ловить убегающих рабов наверняка обучены. Во-вторых, даже если он прорвется сквозь толпу – что дальше? Он не знает города, он попросту заблудится в этих похожих одна на другую кривых улочках, и никто ведь его не спрячет, не укроет, никому не нужно неприятностей. В-третьих, объявят розыск. Нет ничего глупее, чем бежать сейчас. Вот потом, когда он освоится в этом мире, обзаведется знакомствами, деньгами, тогда и стоит попробовать. А сейчас… Но он и сам понимал, что мудрыми рассуждениями всего лишь прячется от собственного страха. К чему оправдания? Не смог, струсил – значит, не смог. Теперь надо молча принять собственную судьбу.

– Подойди сюда, мальчик! – строгим голосом велел ему купец. – Назови свое имя, как требует того ритуал.

– Митька, – слово вылетело изо рта раньше, чем он успел подумать, не лучше ли было назваться как-то более по-местному.

Старец за столиком быстро нацарапал несколько закорючек и возгласил неожиданно звучным голосом:

“Сим свитком удостоверяется, что раб по прозванию Митика, четырнадцати лет от роду, в кости тонок, ростом три локтя и половину ладони, с волосами прямыми, светлыми, глазами серыми, приобретен состоящим на государевой службе кассаром Хартом-ла-Гиром в граде Ойла-Иллур восьмого дня месяца Малой Воды в год шестнадцатый от воцарения великого государя нашего Айяру-ла-мош-Ойгру, да продлят боги его земное существование и введут в свой светлый чертог после, с уплатой положенной в государеву казну подати, что и заверяю малой печатью я, ничтожный писчий левой руки Сиуру-Хмайо. Дано восьмого дня месяца Малой Воды в год шестнадцатый от воцарения великого государя нашего Айяру-ла-мош-Ойгру, да продлят боги его земное существование и введут в свой светлый чертог после”.