Сабир улыбнулся уголком губ:

– Как пожелаете, тану.

Повисло неловкое молчание – еще бы, кроме происхождения и общих дел их совсем ничего не роднит, с грустью и отчаянием подумал Сабир. Надо, надо найти нечто такое, что бы их сблизило!

Бану тихонько усмехнулась, будто могла слышать, о чем думает отец.

– В чем дело? – подался к дочери.

– Нам нужен надежный союзник. Не такой, как Каамал.

Сабир пронзил дочь стрелами льдистых глаз. Праматерь создала мир не без доброты, подумал тан – спустя восемь лет пустоты Всеединая вернула ему человека, с которым его не связывало ничего кроме крови и долга, но который понимал Сабира лучше всех тех, кто провел жизнь подле него.

После воссоединения отец и дочь на двоих устроили небольшую охоту в близлежащей от берега роще. Добыча была небольшой, да и не гнались за ней особенно. Бансабире нравилась охота, с удовольствием обнаруживал Сабир.

Его девочка любила то же, что и он во многих вещах: нагонять зверя, поджидать в засаде, заставлять других делать то, что ей нужно по их собственному выбору, ломая волю, лишая альтернатив. Инстинкт охотника Сабир не спутывал ни с чем. И как любой охотник, Бансабира любила верховую езду и собак. Это тан тоже приметил и оценил. Сейчас дочка уже и не помнит наверняка, но в раннем-раннем детстве, первым животным, которого она оседлала, был танаарский волкодав Яввузов. И сейчас по необъяснимому стечению обстоятельств псы, охотничьи, бойцовские, и сытые, и голодные, ластились к ней, будто по наитию.

Бану подмечала эти их с отцом сходства тоже, будто удивляясь, открывая самой себе себя настоящую, ту, какой она родилась по предрасположению, а не ту, которую взрастил Гор. У неё, как у девчонки, не было силы удара её отца, она не могла также далеко метать тяжелое копье на охоте. Зато она была стократ проворнее, легче мужчин и быстрее верхом. И, как и отец, могла управляться с конем, не удерживая поводья. Сабир был существенно тяжелее, и сила его велика: он мог замучить любого скакуна под собой, сдавливая коленями бока, заставляя животное двигаться, куда нужно, останавливаться и срываться с места по его танскому желанию, безмолвному и безоговорочному, добиваясь в итоге послушания даже от самых норовистых лошадей и жеребчиков. Бансабире не хватало веса, чтобы делать это столь же виртуозно, как отец. Но толстеть ради подобного, смеясь, крикнула танша отцу на всем скаку на обратном пути в лагерь, она не намерена.

Вечером дня воссоединения знатная часть громадного воинства устроила попойку. Бансабира, как одна из шести женщин в командном составе (но, безусловно, наиболее высокородная из них) приказала Юдейру подготовить для неё из награбленного тончайшей работы длинную тунику, широкий пояс с золотыми нитями, плетенный золоченый воротник, украшения. Косы плести за год Юдейр научился, казалось, непревзойденно. Ловкие у него руки, да и сам он стал гораздо ловчее и пронырливее, чем был, думала та, что сама стала украшением небольшого праздника в стане.

Этот вечер ощутимо сблизил Бану и её охранников, командиров, семью.

Смеясь, Бансабира шла к своему шатру, опираясь на Руссу почти всем весом. Бастард выглядел куда вменяемее, хотя не менее счастливо. Ему действительно нравилось болтать с сестрой о всякой ерунде. Бансабира немного тормозила продвижение, путаясь в собственных ногах. Причем это обстоятельство не только не вызывало в женщине смущения, но и напротив, казалось, веселило еще больше.

– Праматерь, Русса, кажется, я и впрямь впервые в жизни напилась, – с трудом проговорила сквозь смех. Благо, отголоски сознания удерживали Бану от повышения голоса.