Я Елену Фоминичну Лаврентьеву помню ещё с 2004 года, а буквально полтора месяца назад, в апреле, меня лично ей представили Виктор Самойленко и Любовь Новикова, которые с ней «дружат», в библиотеке им. Крупской, когда там проходила встреча с киевлянином Юрием Капланом и презентация глобальной поэтической антологии «Украина. Русская поэзия. ХХ век».

И вот мы, «лаврентьевцы», проходим в просторный кабинет химии, Елена Фоминична зачитывает список участников: нас 7 человек, среди нас в основном все с рабочей периферии и один дончанин – Валерий Могилевцев. А представители «глубинки»: Анна Лукашева, я, Катя, Инга Самойлова и Александр Якущенко, к тому же, в нашей группе присутствует 9-летняя Анечка (Гануся) из Славянска со своей мамой. Судя по всему, мы единственная группа, которая была намечена ещё в Донецке, и собравшаяся полным составом, в других группах по 4—5 человек. И вот Елена Лаврентьева предлагает приступать к ознакомлению с авторами и к обсуждениям. Она интересуется:

– Добровольцы есть?

– Есть, – выкрикивает белокурая девушка Анна Лукашева из Енакиева и бесстрашно выходит в центр аудитории и начинает читать стихи для детей. Сама Аня – девочка крупная, с недлинными вьющимися волосами. У неё низковатый бархатный голос и, тем не менее, стихи для маленьких в её исполнении так идеально звучат. Её произведения приводят меня в бурный восторг. Учитывая, что моей дочери всего 8 лет, я как родитель ещё являюсь активным потребителем поэзии для детей, поэтому то, что слышу я – мне очень нравится. Особенно это:

У нас пропадают из вазы конфеты.

Я первый высказываю свой восторг, подключаются и другие участники. Анна не сдаётся и просит прочитать прозаическую миниатюру, которая оказывается не такой уж и миниатюрной. Это крик души девочки, которая из-за инфантильных мальчиков не может себя почувствовать девочкой в полной мере (вот как закрутила!). Потом она садится, и выхожу я. Читаю три стихотворения, из них одно шахтёрское, и вот как раз своё недовольство девочки Анна и её землячка Инга Самойлова почему-то обращают именно к моему шахтёрскому произведению. Честно признаться, я не понимаю, почему цепляться нужно к тому, в чём не разбираешься, пытаюсь им это объяснить. Анна Лукашева успокаивается, а Инга продолжает выражать своё недовольство, и у меня возникает назойливое ощущение, что она определённо относится ко мне с непонятной предвзятостью^>*. Я занимаю своё место за партой возле Кати, а тут берёт слово Елена Фоминична и говорит:

– Вы просто послушайте, – и начинает читать мои стихи «Слишком поздно» и «Предчувствие», – вы почувствуйте, – говорит она, – какие интонации текста, они уже передают половину информации.

Я удручён своим выступлением, всё оставшееся время я сижу практически молча, почти не встревая в обсуждения. И только когда выступает Катя Ромащук, и мама Гануси вдруг говорит: «Ну почему о любви всё так печально?» я парирую словами Роберта Рождественского:

Если б вся любовь была счастливой —

Не было бы песен о любви!

И Анна Лукашева восторженно поддерживает меня.

Когда выступает Инга Самойлова, я стараюсь прислушиваться, она выступает артистично, отступает назад, машет распущенными волосами, делает резкие движения в такт резким фразам. Артистка! Но стихи её проходят мимо, так же, как и стихи дончанина Валерия Могилевцева, молодого русого паренька с арамисовской бородкой. А потом выступает студент Славянского ГПУ Александр Якущенко (сам не славянец, а выходец из Изюма Харьковской области). Читает на украинском, но стихи мне определённо нравятся, образные, хотя чувствуется, что к форме он подходит не особо трепетно, но в его строках чувствуется хороший потенциал. Во время его выступлений тихонько в аудиторию заходят Жуковский с Логачёвым, присаживаются на галёрке. Оказывается, уже все семинары отзанимались, и только мы ещё не отстрелялись. И когда выступает Гануся, читая стихи из своей авторской книжки широкоформатной и цветной, отпечатанной на глянцевой бумаге, Жуковский поясняет её маме, мол, то, что ребёнок пишет стихи – замечательно, но бежать и сразу выпускать книгу ребёнку – это перебор, это может дать ложное ощущение востребованности. Жуковский и Логачёв уходят, мы заканчиваем прения и фотографируемся на память. Выходим из техникума, а на заднем дворе нас поджидает секретарь председателя Донецкой писательской организации Нина Николаевна. Мы говорим, что не остаёмся на завтрашний день, и она просит отдать ей наши проездные билеты и выплачивает нам двойную стоимость. Мы прощаемся с мэтрами, с соратниками по Съезду и уходим на автовокзал.