Так как я уже в отпуске, то я вполне благополучно собираюсь на мероприятие, не беспокоясь о переносах выходных. Я предлагаю своим близким составить мне компанию, но у жены не получается, зато со мной решается поехать моя сестра Аня в качестве группы поддержки, и мы договариваемся, что она приезжает утром и мы едем в Донецк на автобусе.

Днём 13 февраля начинается безумный снегопад, город утопает в снегу, но под вечер температура поднимается до +2 градусов, и я думаю, слава Богу, дорога к утру оттает. Но не тут-то было. Утром приезжает Аня, мы выходим на улицу и идём по ул. Кирова по глубокой полужидкой снежной каше. Город завален влажным снегом, но ни дворников, ни техники на улицах нет. Снегоборьбой даже не пахнет. На автовокзале собралась приличная толпа людей и ни одного автобуса. Оказывается, на трассе заторы, пробки и автобусы все где-то застряли. Но всё-таки минут через 20 появляется жёлтая «ГАЗелька», высаживает пассажиров в стороне, но многие из жаждущих уехать бросаются к месту высадки, не дожидаясь, пока автобус подъедет на платформу, среди жаждущих – я один из первых. С перепугу я занимаю три сиденья, и одно место мы уступаем мужчине с ребёнком на руках, у которого шансов занять место в такой ситуации не было. Мы с Аней облегчённо вздыхаем. Когда мы трогаемся, из-за угла появляется ещё одна «ГАЗелька», значит, транспорт прорывается потихоньку.

Я еду, любуясь заснеженным пейзажем за окном, но недолго – под Пантелеймоновкой мы попадаем в пробку: за Беевой могилой застряли фуры и ни туда, ни сюда. Машины по снежной каше едут очень медленно, объезжая виновников затора. Через полчаса мы делаем рывок и проезжаем это место, но через несколько километров за Красным Партизаном большой затяжной подъём и ещё больший затор. Я уже не нахожу себе места, и молюсь, и ругаюсь мысленно, я весь на нервах, но тем не менее в 11:20 мы въезжаем в Донецк, я внутренне радуюсь такому положению дел, но слишком рано. В городе движение затруднено всё той же злополучной снежной кашей под колёсами, и мы едем, пробуксовывая, невыносимо медленно, я в отчаянии. Когда мы подъезжаем к Крытому рынку – время 12 часов. Но я, плохо ориентируясь в центре Донецка, увожу нас не в ту сторону, и, сделав крюк по Театральному проспекту, мы выходим к Театру оперы и балета, а там бульвар Пушкина, и наконец-то – Союз писателей. Мы заходим в прихожую НСПУ, из правого крыла к нам тут же выходит симпатичная девушка с выразительными тёмными глазами, с короткой стрижкой, она представляется Екатериной Щуровой, тележурналистом телеканала К61, и спрашивает наши имена, я называюсь, и она меня успокаивает:

– Отдышитесь, пока идёт вступительная часть, у вас есть время прийти в себя.

Мы с Аней раздеваемся, и аккуратно, на цыпочках заходим в актовый зал и занимаем места рядом с Еленой Мищенко, которая, не пойми как, успела на награждение с королевской точностью, она тоже с «группой поддержки» в виде мужа. В зале я также вижу Владимира Маяковского, который сидит с группой партийных работников.

В президиуме сидят, как выясняется, руководитель Донецкой писательской организации Станислав Жуковский, ответственный секретарь организации Иван Билый, редактор журнала «Донбасс» Виктор Логачёв и другие литераторы. Сегодняшнее мероприятие проходит в день рождения поэта, сегодня ему исполнилось бы 82 года. На сцене выступают люди, знавшие Николая Рыбалко. Первый, кого мы выслушиваем – Геннадий Щуров, как я догадываюсь, папа Екатерины. Он рассказывает о рабочих взаимоотношениях с Николаем Рыбалко, в которых он выступал как редактор, а Николай Александрович – как автор, что звучит сухо и казённо, что ли. Значительно человечнее звучат воспоминания Владимира Пеунова. Но гораздо больше мне нравится выступление хрупкой маленькой женщины Елены Лаврентьевой, которая очень тепло рассказывает о знакомстве с поэтом, который, несмотря на то, что был слепой, не был беспомощным, он был крепким самостоятельным волевым человеком, хорошим собеседником, хорошим поэтом.