– Дай гляну, – сварливо буркнул он. Гаран испустил тихий стон, когда Родрик отвёл его ладонь. Ругнувшись сквозь зубы – стало уже слишком темно, – он поднялся, натаскал веток, достал из кожаного мешочка кремень с кресалом (ещё во время первой ночёвки он повесил его себе на шею), и запалил огонь.

Родрик аккуратно разрезал камзол и рубаху. Рана была дрянная: глубокая, с оголившейся полоской ребра.

– Плохо дело. Промыть надо бы… котелка нет. Как ты с такой дырой умудрился досюда добраться?

– Веревку перетёр и рванул в сторону, только один успел меня тесаком зацепить, – не открывая глаз, пробормотал Гаран. – Не знаю, как через топь перебежал, тут и свалился. Боюсь, не дотяну до утра.

– Погоди… ты здесь давно?

– Не знаю. Пробежал немного, и упал. С вечера. Пару часов.

Родрик задумался. Гаран путает, конечно. Просто долго в беспамятстве валялся. Только странно, что так далеко сумел зайти с такой-то раной. Да и по болоту. И вообще, что живой – странно. Родрик видел немало подобных ран, при взгляде на которые даже неискушённому человеку становилось ясно – не жилец. К таким даже лекарей не звали, не было смысла. Не иначе, боги миловали.

– Петуха слышал? – помолчав, спросил Гаран.

– Петуха?!

– Да. Я на крик и побежал. Думал, может, деревня какая или на отшибе кто живёт. Не дошёл.

«Матолух мне в глотку». Родрик тоже слышал этого петуха-не петуха, только вчерашним утром. Неужели он два дня ходил кругами? Проклятье. Да нет, не может быть, такой большой остров он бы заметил. Хотя в тумане…

– И где он кричал?

– Там. – Гаран неопределённо дёрнул головой. – Я огонь видел. Полмили, не дальше.

Родрик поднялся, оглядываясь. Действительно: далеко, за деревьями, что-то тускло мерцало. Маленькое такое, если нарочно не смотреть, и не заметишь. И впрямь похоже на свет из окошка. Или фонарь.

– Я тебя донесу, – решительно сказал он.

– Не могу, – выдохнул Гаран. – Больно, Вил её дери.

– Донесу. А не то сдохнешь тут ещё.

Родрик подхватил Гарана за руку (тот слабо охнул) и взвалил его себе на спину.

– Не пищи. И имей в виду: как на ноги встанешь, я тебя прибью.

*      *      *

Хижина была старая и покосившаяся, с единственным окошком, забранным пузырём. Родрик опустил Гарана на мокрую от росы траву, привалив к вросшей в землю двускатной крыше; сам немного постоял, тяжко дыша, согнувшись и уперев ладони в колени.

– Тощий, а весит, как боров, – пробормотал он. – Сиди здесь, я посмотрю, что да как.

С противоположной стороны обнаружилась дверь, запертая на простой засов.

– Эй, есть хозяева? – крикнул Родрик. Исключительно для порядка, ибо заперта она была снаружи.

Не дождавшись ответа, он поднял засов. Дверь жалобно скрипнула кожаными петлями.

Никого. Чисто подметённый земляной пол, посередине – очаг с тлеющими углями, топчан с тюфяком у стены, застланный одеялом из лоскутов, ларь и стол на толстой ноге. Внутри глиняного кувшина с дырками горела лучина. Похоже было, что тот, кто тут живёт, только недавно вышел. С потолочной балки – Родрик даже икнул, и в желудке тут же плотоядно заурчало, – свешивались две палки колбасы. Поколебавшись мгновение, он сдёрнул одну и впился в неё зубами. «Заплачу́, сколько скажут». Колбаса была ошеломительно вкусная: кровяная, с луком и кусочками жира. Жуя на ходу и проглатывая кусками, он отправился к Гарану.

– Есть будешь?

Тот отрицательно качнул головой.

– Пить…

Родрик доел до конца, раздумывая обо всём сразу. Потом подхватил несчастного подмышки, заволок внутрь и уложил на топчан. Гаран лишь постанывал.

В углу обнаружилось кожаное ведро, наполовину с водой. Родрик принялся искать что-нибудь вроде кружки, и только сейчас обратил внимание на мелкие штучки, в беспорядке разбросанные по столу: разноцветные бусины, костяные палочки и бляшки с резными знаками. Бабский хлам. Кружки он не нашёл, так что напоил Гарана прямо из ведра, щедро облив его водой. Выпил и сам – добрых две пинты, едва не захлебнувшись от жадности: колбаса была солёная. Эх… пива бы. Хмыкнул с удовлетворением: вот она, жизнь человеческая. Ещё час назад жевал остатки солонины и мечтал о глотке свежей воды.