Вероятно, от постоянных криков, движения воздуха ртом и жидкости, скотч на губах в некоторых местах начал отклеиваться. И в одну из отклеивавшихся складок затекла кровь. Вкус собственной крови оказался отвратительным. Но отвратительнее самого вкуса, оказалось то, что, попав в горло, это было приятно. Сухое горло, измученное хрипами, почувствовав в себе жидкость даже не попыталось её отторгнуть, а наоборот обдало ощущением благодарности и облегчения. Моя собственная кровь показалась на много приятней и слаще тех детских сиропов от горла которые обволакивали и снимали боль.
Обходя нас, Роман схватил со стола небольшие садовые ножницы. Намеренно щелкнув ими перед нашим лицом, он снова встал сзади. Ладони наши были сжаты в кулаки так сильно что ногти впились в плоть. Он попытался разжать один из пальцев, но лишь раз.
Сразу после неудачи, мизинец попал в окружение стальной ловушки, тут же разнесся ещё один отвратительный звук, маленькая косточка хрустнула как спичка. Не давая даже секунды для вдоха, тоже произошло с ещё одним пальцем. Смешавшаяся слюна с кровью от хрипов бурлили во рту.
«Сука как же больно! Больно! Не могу, не хочу! Хватит!» – храбриться больше не было сил, меня окутала чистая, не поддельная злость на эту мразь. Хруст, боль, хруст, боль… Несколько раз ему не удавалось отрезать палец с первого раза, поэтому пришлось почувствовать, как он крутит своими садовыми ножницами прямо по кости. К моменту, когда он приступил ко второй руке, я поняла, что дергающиеся ступни в аккуратных балетках уже хлюпали в луже собственной крови. Сознание Жанны снова начало утекать. Пытаясь зажмуриться, она делала себе ещё больнее, но контролировать это она не могла. Каждая попытка закрыть глаза прошибала жуткой болью, и лицо будто горело в кипящем масле.
«Так, веки, пальцы…что же дальше? Что там было в заключениях…» Надеясь на разум я стала копаться в мыслях и пытаться заранее подготовится к его следующим действиям. Из-за красной кровавой пелены я не сразу поняла, что Айна всё же отключилась. После последнего щелчка этих огромных ножниц я всё ещё была здесь. Но теперь снова одна. Одна. Слышала. Чувствовала. И как бы не желала, не могла даже потерять сознание.
– Оставить так, или помочь продержаться ещё немного.
Роман рассуждал в слух. Я уже знала, что он выберет. Он не даст умереть ей от потери крови. Снова оставшись лишь со звуками, я слушала, шаги, потом вероятно звук брошенных на стол ножниц, дальше щелчок и не прерывный шум горелки. Именно этой горелкой он обжег то, что осталось от пальцев. В нос ударил запах горелого мяса. Запах отличался от того к которому люди привыкли. Слишком сладкий и отвратительный.
Даже в бессознательном состоянии тело содрогалось от боли, которую сейчас я забирала на себя. Оно непрерывно дрожало будто от холода. То руки, то ноги прогоняли по себе судороги. Дыхание постоянно меняло свой темп, а сердце выбивало новый, ещё неизвестный никому ритм. Мне пришлось перенести в одиночку перелом коленных чашечек, что тоже отличалось от моих представлений, вместо ожидаемого хруста ломающейся кости был лишь глухой удар, будто в стену били через подушку. Однако описание боли было явно преуменьшено в рассказах знакомых медиков. Нижняя часть ног отнималась сразу, но вот часть от колена до бедра будто пробивало насквозь раскаленным прутом. Словно сами кости превращались в орудие пытки. Отрезанные уши на фоне уже испытанных ужасов казались моментом передышки. Удары чем-то тяжёлым по остаткам лица, скорее всего при попытке привести её в сознание. Изрезанные бока я тоже прочувствовала одна, было слышно, как остриё его орудия перестукивало по рёбрам. Не знаю сколько время прошло, но в момент, когда я перестала различать собственные мысли и звуки пытающейся выжить Айны, она очнулась. Расплывчатый черно-красный силуэт стоял на против нас. В руке было что-то стеклянное. Я знала, что это. Айна нет.