И всё же после Зимней войны писатели быстро остыли к своему коллективному персонажу. Самым терпеливым оказался Александр Твардовский: на протяжении многих лет он «взращивал» Тёркина, оттого ныне и воспринимается читателями как единственный его «родитель».

Никто сегодня не помнит Николая Щербакова, давшего жизнь знаменитому литературному герою. Было ли ему обидно? Однажды Николая Александровича спросили об этом – он отмахнулся:

– Я не в претензии к судьбе. Каждый из нас писал как мог, и ему воздалось в меру таланта.

В самом деле, что ещё он мог сказать?

Разумеется, одним Василием Тёркиным дело не ограничилось. «Инженеры человеческих душ» неустанно трудились на ниве сочинительства, воодушевляя бойцов РККА на ратные свершения. Особенно усердствовал вездесущий член писательской группы при политуправлении Ленинградского фронта Александр Прокофьев, написавший множество стихотворений. В ту пору у всех на слуху была его «Песня похода»:

…Однако всё обернулось разочарованием. Ибо дела на фронте обстояли совсем не так, как это пыталась представить советская пропаганда.

Финны оказывали ожесточённый отпор Красной армии. И сопротивление нисколько не слабело: напротив, оно возрастало день ото дня.

С самого начала боевых действий проявилась недостаточная подготовка «освободителей». Из-за скверного использования лыж (а в иных частях они вообще отсутствовали) советские войска в наступлении практически не применяли обходных манёвров – атаковали финнов в лоб, неся большие потери. Из рук вон плохо были налажены боевое охранение и разведка, это позволяло диверсионным группам неприятеля довольно свободно просачиваться сквозь линию фронта и наносить болезненные удары в тылы наших подразделений. Кроме того, заметно проявлялась неподготовленность командиров и бойцов к действиям в лесистой местности: батальоны теряли ориентировку, отставали от своих полков и кружили по собственным тылам, задерживая общее продвижение и выполнение боевых задач. И ещё отсутствовало нормальное взаимодействие между родами войск: артиллерия не всегда вовремя поддерживала атаки танкистов, а то и обстреливала свои передовые подразделения, пехота же в атаке отставала от танков, а при малейшем заградительном огне и вовсе залегала, отказываясь подниматься и бежать навстречу пулям.