Хорошо хоть Ранников Семен один на свете.

Его кабинет был почти в конце коридора, слева от окна, без номера или каких-то табличек, с несколькими отчетливыми отпечатками пальцев на коричневой двери. Надя коротко постучалась, по привычке, вошла.

Ранников подхватил ее на пороге, будто поджидал, сжал в объятиях, захлопнул дверь, протащил через кабинет – в два шага – и усадил в мягкое кожаное кресло напротив стола. Большим носом ткнулся ей в ухо, а губами бегло коснулся скулы, потом шеи, потом уже и губ, но быстро отстранился, покашливая, косясь на окно без штор, сквозь которое лился пыльный свет. Там еще была парковка, ходили люди, которые могли запросто увидеть, что происходит в кабинете.

Типичный Ранников Семен, подумала Надя. Сорок лет, ума нет. Взрослый, умный, серьезный. Два метра ростом, широкий в плечах – Надя в его объятиях всегда ощущала себя куклой, – коротко стриженный и с первого взгляда похожий на бандита из фильмов про девяностые. Но это с первого, а если задержать взгляд на его красивом вытянутом лице, поймать взгляд голубых глаз, то сразу становится понятно, что никакой Ранников не бандит, а просто богатырь от роду, в отца, а по характеру совсем другой: мягкий, податливый ребенок, застрявший во взрослом теле. Уж она-то хорошо знала. Серьезные решения он принимать точно не мог.

– Соскучился, Надьк, – сказал Ранников, нависнув над ней, запустив руки в карманы брюк. Белая рубашка вылезла наполовину из-за ремня.

– И я соскучилась, – сказала Надя и, поднявшись, привычными движениями, как ухаживают матери за детьми, вправила Ранникову рубашку обратно, пригладила складки. – Ну как ты тут, обжился?

Ранников умотал в Бореево две недели назад. Так условились, сначала он, потом Надя. Ей предстояло закончить дела в администрации Ярославля, закрыть по документам несколько задач, подать отчет о проделанной работе, все эти новомодные KPI. А Ранникову нужно было быстро исчезнуть с глаз долой. Условились – и разъехались. Почти не переписывались, разве что по работе, а еще желали друг другу доброго утра и доброй ночи и пару раз устраивали созвоны по видеосвязи.

Надя соскучилась страшно, но сейчас вот посмотрела на Ранникова и поняла, что вместе с радостью возвращаются и все остальные эмоции, которые успели притупиться за две недели. Плохо это, конечно, но ничего не поделать.

– Обжился, – сказал Ранников, поглаживая Надю по плечу. – Трешку снял тут неподалеку. Трешки вообще в дефиците, представляешь? Город мелкий, квартир мало, а с частными домами связываться не хочу. Что я там буду делать? Забор красить, двор выметать? В общем, трешка норм, все поместились. Марта воет целыми днями, что ей тут не нравится, а Ленка заперлась в одной из комнат и вылезает только на еду. Хер знает, что с ними делать.

Надя поморщилась. Вот оно, кольнуло под сердцем.

– Давай без подробностей, – попросила она.

– Извини, – буркнул Ранников. – Ну ты же понимаешь, Надьк, я не мог их оставить в Ярославле. Тупо как-то: поехал на новую работу, а жену и дочь оставил там.

– Мог бы развестись. Например, год назад или еще когда.

Она почувствовала сухость слов, сдержалась, чтобы не выпалить что-нибудь едкое, колкое. Знала ведь, что если чуть надавит, то Ранников тут же начнет извиняться, бухнется в колени, заведет эту свою шарманку, что все сложно, что развестись он в данный момент не может, с женой у него подвязки по бизнесу, а у дочки будет моральная травма. Как по шаблону, в общем, Надя знала, знала и поэтому-то и сдержалась. Закатывать сцены она забросила. Смысла в них никакого, сама дура, тащится за женатым мужиком второй год.