– Проверю его, – сообщил он.

– Странно, что в кухне распахнуты дверцы, а ящики закрыты, – задумчиво проговорил Свен-Эрик. – Как будто там что-то искали. Что-то большое.

– Колющее орудие? – высказал предположение Фред Ульссон.

– Томми, – начала Анна-Мария. – Ты побеседуешь с учителями Маркуса? С директором школы и другими сотрудниками. И с воспитательницами продленки, если он туда ходил.

Лицо Томми перекосилось.

– О чем я должен их спросить?

– Что они думают о мальчике, какое он производит впечатление? Уравновешен ли он? Есть ли у него проблемы? Хорошая ли у него… хорошая ли у него была обстановка в семье? Мы должны разыскать его мать.

– Сиввинг наверняка знает, как ее зовут. Я могу связаться с ней, – откликнулась Ребекка.

– Отлично. Сделай это как можно скорее. А не то тебя может опередить какой-нибудь журналист. Что еще Сиввинг рассказал о Суль-Бритт?

– Она работала в отеле «Ледяной дворец», сервировала завтрак. Сегодня утром она не вышла на работ, поэтому Сиввинг решил отправиться сюда. Раньше у нее были проблемы с алкоголем, но с тех пор, как три года назад погиб ее сын, она завязала и взяла на себя заботы о внуке. Мать Маркуса жива-здорова, но проживает в Стокгольме, у нее новая семья, и ей не хочется им заниматься.

– Что за люди? – воскликнул Свен-Эрик. – Что это за мамаша, которая бросает свое дитя?

Анна-Мария смутилась, в комнате повисла тишина. Мать Ребекки бросила семью, когда та была маленькой. Позднее она попала под грузовик. Никто не знал точно, было ли это несчастным случаем.

Кажется, та же мысль промелькнула и у Свена-Эрика. Несколько секунд они стояли молча, никто не мог придумать, что сказать. Стольнакке откашлялся.

Ребекка, похоже, не слышала его слов. Она смотрела в окно. Во дворе Маркус бросал теннисный мячик. Похоже, он кричал Вере, чтобы она принесла его. Разумеется, тщетно. Эта собака никогда не выполняла команду «апорт». Теперь она стояла, глядя на мячик, пока Маркус, сдавшись, не сходил за ним сам. Потом он снова его бросил, сбегал за ним и бросил снова. Иногда за мячиком отправлялся Кристер. И только Вера стояла неподвижно.

– Что с ним? – спросила Ребекка, указывая на Маркуса. – Он хоть понимает, что его бабушки больше нет?

Все посмотрели на Маркуса.

«Дети то включаются, то выключаются, когда речь идет о горе», – подумала Анна-Мария.

Ей не раз доводилось это наблюдать. В один момент они рыдают над умершей мамой, через пять минут – полностью поглощены мультиком.

– Да, – проговорила наконец Анна-Мария. – По-своему понимает.

Мелла прошла курс обучения правилам допроса детей, и ей несколько раз приходилось это делать, когда возникали подозрения о существовании насилия в семье. Ситуация совершенно особая, однако Анне-Марии она не представлялась трудной. Знали бы ее домочадцы, какой спокойной и терпеливой она может быть!

«Это только дома я жестко задаю наводящие вопросы и не слушаю ответов», – подумала она, криво улыбнувшись.

– Встречаемся в отделении в три часа, – решила она. – Пресс-конференции не избежать. Но только завтра, ровно в восемь утра. Ни минутой раньше. Томми, ты можешь поехать в город и привезти видеокамеру? Я должна поговорить с Маркусом, пока он не… короче, чем скорее, тем лучше.

– Смотрите! – воскликнула Ребекка. – Посмотрите на собаку. Она с ним играет!

Во дворе Вера неожиданно отправилась за мячом, принесла его и положила к ногам Маркуса.

– Такого она никогда раньше не делала, – проговорила Ребекка. И добавила вполголоса, словно ни к кому не обращаясь: – Во всяком случае, со мной.

«Таких мальчишек обычно дразнят в школе, – подумал Кристер, пока Анна-Мария включала видеокамеру. – Вроде меня, только симпатичный».