Полностью искусственный свет в лифте несколько оживил его, и он сумел дойти до двери, лишь иногда опираясь о стену. Он боялся, что ему не хватит координации, чтобы вставить и повернуть ключ, но каким-то образом ему удалось открыть тяжелую дверь, затем закрыть и запереть ее за собой. Вот теперь он был в безопасности.

Безопасность. Движимый одним этим словом, Генри добрался до спальни, где толстые шторы не пропускали солнечный свет и служили ему укрытием. Он пошатнулся, вздохнул и наконец отпустил ситуацию, позволив дню погрузить его в сон.

– Вики, пожалуйста!

Она нахмурилась: визит к офтальмологу не улучшал ее настроения, а от того, что приходилось смотреть то правым, то левым глазом, начинала болеть голова.

– Что? – рыкнула она сквозь сжатые зубы, и дело тут было не только в том, что ее подбородок лежал на специальной подставке.

– Ты смотришь прямо в центр мишени.

– И что?

Доктор Андерсон скрыла вздох и с терпением, взращенным за годы воспитания двоих детей, объяснила, уже не в первый раз, уклончивым и смутно успокаивающим голосом:

– Когда ты смотришь в центр мишени, это нивелирует эффект теста, и нам просто придется все делать заново.

И ведь так и будет. Снова и снова, если придется. Поджав губы и сдерживая едкий комментарий, Вики попыталась сотрудничать.

– Ну и? – спросила она доктора Андерсон, когда та выключила круговой свет и подала Вики знак поднять голову.

– Хуже не стало…

Вики откинулась назад, наблюдая за выражением лица доктора.

– Улучшения? – напрямую спросила она.

На этот раз доктор Андерсон не стала прятать вздох.

– Вики, я уже говорила тебе раньше, при пигментной дистрофии сетчатки улучшений не будет. Никогда. Станет только хуже. Или, – она отодвинула круговой свет к стене, – если повезет, истощение достигнет определенного предела и остановится.

– Я достигла предела?

– Только время покажет. Тебе и без того повезло, – продолжила она, подняв руку, чтобы предвосхитить очередной комментарий Вики. – Во многих случаях заболевание сопровождается другими нейродегенеративными состояниями.

– Глухота, легкая форма олигофрении, раннее слабоумие и ожирение, – фыркнула Вики. – Мы говорили об этом в самом начале, и это никак не меняет тот факт, что я ничего не вижу ночью, мое боковое зрение сузилось до угла в двадцать пять градусов, и у меня внезапно развилась близорукость.

– Ну, последнее могло произойти независимо от болезни.

Вики поправила очки на носу.

– Очень успокаивает. Так когда уже я полностью ослепну?

Ногти доктора Андерсон отчеканили дробь по блокноту с рецептами.

– Возможно, никогда. Несмотря на расстройство, в настоящий момент твое зрение функционирует отлично. Не стоит сердиться из-за болезни.

– Мое расстройство, – прорычала Вики, поднимаясь с места и хватаясь за пальто, – как вы выразились, вынудило меня бросить работу, которую я любила и которая не давала этому городу окончательно превратиться в отстойник. Поэтому если вам все равно, то я предпочту сердиться.

Она почти хлопнула дверью на выходе.

– Что с тобой, дорогая? Выглядишь несчастной.

– Денек выдался паршивый, миссис Кополус.

Пожилая женщина цыкнула и покачала головой, когда Вики выложила на прилавок огромную пачку сырных шариков.

– Да уж, вижу. Тебе стоит питаться нормальной едой, дорогая, если хочешь чувствовать себя лучше. От этих чипсов никакой пользы. Да и пальцы потом оранжевые.

Вики собрала сдачу и бросила ее в сумку. В скором времени ей нужно будет разобраться с тем небольщим состоянием, что дребезжало на дне.

– В некоторых настроениях поможет лишь вредная еда, миссис Кополус.

Когда она вернулась в квартиру, телефон надрывался.