Мальчик, стараясь идти своим обычным шагом и не перейти на бег, двинулся туда, откуда и пришёл. Обычно он стеснялся обращаться к богу с просьбами, но теперь вспомнил все молитвы, которые ему читала мама. Самым сильным его желанием было, чтобы младенец не заплакал.

Мальчик шёл, и всё его тело было пропитано страхом. Теперь он с ужасом отшатывался от своих собственных теней на стенах. Когда слуга вышел в коридоры, где уже стояли стражники, он надеялся, что не вызовет у них подозрений, и они потом не расскажут королю или другим о том, что он ходил туда-сюда с пелёнками. И вдруг из одной комнатки навстречу вышел старичок с длинной бородой. Это был ключник. И связки со всеми ключами висели у него на шее, как раз за густой бородой.

– Ты же только что шёл с пелёнками! – добродушно воскликнул мужичок.

– Не донёс, – дрожащим голосом проговорил мальчик. Старик принял это за досаду и испуг перед руганью. – Уронил все и помял.

– Скорее тогда, пока никто не увидел. Принесёшь новые, – поторопил его старик, пытаясь подбодрить голосом.

Мальчик натянуто улыбнулся и поспешил дальше. Он радовался, что ему встретился ключник, ведь стражники слышали их разговор и, если что, не заподозрят его в краже младенца. Он ведь, растяпа, даже не дошёл.

Уже чуть ли не теряя сознание от страха, быстрого шага и важной ноши, мальчик всё-таки добрался до деревянной лестницы, ведущей вниз, в подвалы дворца. Именно там располагались комнаты слуг. Тут никогда не ходила знать, и можно было немного расслабиться. Мальчик уже пошёл чуть более твёрдым шагом, и почувствовал, что младенец у него на руках зашевелился и стал издавать кряхтящие звуки. В этот момент мимо него по очень узкому коридору проходили две прачки. Они нахмурились и посмотрели на мальчика. Тот закашлялся, чтобы перебить слабое кряхтение ребёнка.

– Это постирать надо? – спросила одна из прачек, кивая на кучу пелёнок.

– Нет! – крикнул мальчик, испугав женщин и испугавшись сам. – Не тронь, я потом принесу.

– Ты чего это хамить вздумал, а? – спросила вторая прачка и двинулась прямо на мальчика. – Сейчас ухо откручу, потом матери твоей нажалуюсь. Ишь ты, какой!

И прачка действительно протянула свою толстую руку к уху мальчика. Но тот уклонился и проскользнул под ней.

– Простите, я не хотел! – крикнул он, оглянувшись.

Вдруг мальчик громко закашлялся и побежал вперёд по коридору. Он всеми силами пытался заглушить кряхтение проснувшегося младенца, которое в любой момент могло перейти в плач.

И ребёнок и впрямь заревел. Но мальчик уже прошмыгнул за дверь, оказавшись в крошечной комнате, половину которой занимала скрипящая кровать с толстым бруском под одной ножкой – для устойчивости. Помимо кровати в комнатке находились низкий столик и сундук.

На кровати лежала бледная женщина. Она была миловидна, с длинными пшеничными волосами, большими голубыми глазами и обычно красными губами, которые в тот момент выглядели серыми. Десятилетнему мальчику казалось, что она была взрослой тётей, и он изумлялся, почему все, даже его мама, называли её девочкой. Он не знал, что в шестнадцать лет девушки уже приобретают свою женственную красоту, но ещё не могут считаться по-настоящему взрослыми. Зато мальчик знал, что эта красивая тётя лежит в кровати не потому, что простудилась или ещё почему-то болеет, а потому, что вчера умер её первенец. Другие служанки разрешили ей отдохнуть денёк и обещали прикрыть её, если спросят.

Когда в комнату ворвался знакомый мальчик, почему-то запыхавшийся, но, что самое странное, сопровождаемый детским плачем, девушка приподнялась на локтях. Мальчик, ничего не говоря, аккуратно положил комок пелёнок на одеяло, в то место, где у девушки были бёдра, и резко сдёрнул все пелёнки. Увидев ревущего и извивающегося младенца, девушка ахнула и прикрыла рот ладонью. На её глазах выступили слёзы. У ребёнка были такие же голубые глаза, как и у неё.