Приехал Ефим. Встреча получилась хотя и очень дружественной, но не вполне такой, какой я ее ожидал. Время осушает свежесть мысли, чувства и веры и пригибает к земле. Мы были с ним на двух концертах. Первый очень хороший. Сильное впечатление оставила 6‐я симфония Шостаковича. По-новому звучат инструменты, особенно скрипки в первой части, они звенят тончайшим серебром. Но краски Шостаковича скорее острые, чем сочные, он обогащает больше мыслями нежели чувствами, эта музыка несколько публицистична. Сам же он чудный, выходил эдаким увальнем, смотрел букой на публику, смущался и кланялся неловко… [Мравинский мне не понравился. Я бы сказал о нем: квалифицированный дирижер. Не знаю, чего больше в этом определении: похвалы или осуждения. Держится довольно развязно.] Второй концерт, который мы посетили, это балетная студия им. Айседоры Дункан. Но об этом нечего писать: эстрада.

Я опять болел гриппом, лежал и все на свете было не мило. Но грипп прошел. А вчера был весенний день. Обнажилась земля. Почернели ветлы. На улицах продают вербы. Небо было синее, и в воздухе растворена была жизнь. Мне стало лучше. Я подумал, что как ни безысходно существование, но еще более безысходно небытие. И даже при всех, решительно всех, обстоятельствах! Может быть, я когда-нибудь и переменю это мнение, но вчера я думал так. Родная моя, любимая моя, весна моя – жду встречи с тобой, думаю о тебе и люблю. Саня.

7/IV.47 г.

Родной мой Санек, разве мы с тобой проходим через первые трудности? Мы ведь пройдем через все, что нам предстоит, и именно потому – разве можно даже на минутку высвободить руку, пожелать остаться наедине со своими горькими мыслями. В жизни все покупается страданием, даже светлые минуты. Я верю, что они будут больше, чем когда-либо, именно потому что так много осталось позади исхоженных дорог. Ноги изранены, но душа выковывается, освобождается от всего лишнего. Скорее надо быть вместе, чтобы было меньше мучительных ощущений и пустоты одиночества.

За целый почти месяц разлуки – на столе только одна твоя фототелеграмма и ты знаешь, что она не могла сообщить мне бодрости и душевного равновесия.

Санечек, что же у тебя? Здоров ли ты? Как твои дела? Когда ты думаешь приехать? Приезжай так, чтобы и майские дни провести здесь. Мне хочется, чтобы ты отдохнул дома. Буду за тобой смотреть, кормить тебя и ты немного восстановишь силы.

Сегодня очень поздно пришла и довольно прохладно в комнате – керосин кончился и не было времени купить. Пытаюсь нащупать новые пути в своих исследованиях и пока успеха нет. И хотя я уже выработала в себе некоторую способность спокойно реагировать на отсутствие удач, но, конечно, в глубине у меня живое беспокойство и нетерпение.

В воскресенье была на выставке Петрова-Водкина и Пименова (ученик Лебедева). Вечером была у Нат. Вас. Все же она состоит из ряда отдельных кусочков. Светские поверхностные радости ей близки и я убеждена, если бы не уход Ал. Ник. – то все осталось бы на месте и принималось бы без критики – которая больше самозащита и самоутешение.

Родной Санек, приезжай скорее и пиши – я жду очень от тебя известий и тебя самого… [В Москве ли еще Ефим?]

Помни, что опухоли должны быть перевиты за недели твоего отъезда и потому попроси заблаговременно Нину Карловну Мизатунову.

[Привези также мой мех от Мины и не мни его, а аккуратно уложи в чемодан.]

…Отоваривание промтоваров – падает на эти последние три недели – т. к. все это время ничего не было, а сейчас обещают. Крепко, крепко целую и обнимаю. Всегда жду. Наташа.