Но память дедов подсказывала, что когда девушка находится в таком состоянии, любые слова бесполезны.

– Ну вон, так вон, – пробормотал я, вставая с дивана и вместо двери шагая к её столу. – Как скажете.

Я собрал всю свою силу воли в кулак, зажмурился, скинул браслет, покрепче ухватился за стол руками и взглянул магине прямо в глаза.

Без браслета пришлось худо.

Сердце резануло ножом предательства, и стало так больно, так одиноко, так тошно и приторно стыдно, что захотелось отравиться.

И я даже знал чем.

Особый напиток «Восточная ночь». Требует высоких навыков алхимии, дорогостоящих специй и многонедельной настойки, но результат даёт стопроцентный.

Одного бокала хватает, чтобы Одарённый любого ранга унёсся в мир грёз, где он самый сильный, или любимый, или богатый, да так оттуда и не вернулся.

Приятный вкус, чудесный аромат – идеальная кампания для последних мгновений жизни.

«Хотя какая это жизнь?» – я уловил полные горечи мысли магини.

«Хочешь жизни? Лови!» – зло подумал я и раскрыл Ольге всю свою память последних лет.

Как говорится, клин клином выбивают.

Ощущение долга и надвигающейся катастрофы, висящее над головой, словно Дамоклов меч…

Бескрайний ужас, накатывающий после видений – неуязвимые ящеры в силовых доспехах, сметающие всех на своём пути. Будь то солдат, полицейский или женщина с детьми…

Крики наёмника, пытаемого в пустыне…

Моральные терзания, от которых хочется залезть в петлю…

Чувство обречённости при виде бесконечной Пустынной Волны – скольких бы ты ни убил, поток демонов не иссякает…

Боль в обожжённом теле, нестерпимый жар и тошнотворно-сладкий запах горящего мяса…

Смертельная моральная и физическая усталость и умирающие вокруг товарищи…

Эмоции запертых в подвале детей…

Статуя Дубровского, отлетающий от него Толстой и убийственный заряд, прожаривающий, кажется, всё тело от ногтей до мозгов…

Ледяная ненависть северян…

Подлость продажного судьи, издевательства надзирателя-садиста…

Животная ярость одержимого перевёртыша…

Несколько раз я чувствовал, как магиня хочет разорвать контакт, но я не давал ей вырваться, показывая самые «жизненные» моменты.

Возможно, я поступал неправильно, вываливая всю эту тяжесть на хрупкие плечи девушки, но ничто так не помогает прийти в себя, как настоящая беда.

Когда видишь умирающего человека, все твои величайшие волнения из-за незачёта на сессии или выговора на работе превращаются в сущую ерунду.

Так же и с Ольгой.

После увиденного, её мегагоре поблекло и превратилось из суперпроблемы просто в неприятную ситуацию.

К тому же сейчас я знал, из-за чего был весь сыр-бор.

– Серьёзно? – прохрипел я, с удивлением обнаруживая, что я держу магиню за голову, не позволяя ей вырваться.

По щекам девушки катились слёзы, а её тело сотрясалось то от рыданий, то от нервной дрожи.

– Опс, простите…

Я тут же разжал руки, и Ольга как подкошенная рухнула на кресло. Не удержалась и начала сползать на пол.

– Один момент.

Пришлось оббежать стол, подхватить лёгкую магиню на руки и отнести на диван.

– Ольга Ивановна, вы как?

– Н-н-нормально…

Зубы девушки отбивали чечётку, а я ругал себя последними словами.

Ну что за идиот! Кто ж так из стресса девушек выводит? Клин клином да? Да она сейчас как ещё больше замкнётся, и всё!

Новое зелье для неё сварить – раз плюнуть. Кстати, о зелье…

Я бросил на Ольгу оценивающий взгляд, убедился, что её до сих пор бьёт крупная дрожь и кинулся в медитативный зал.

В камине уютно плясал убаюкивающий огонёк, рядом стояло два кресла, между ними низенький дубовый столик.

На нём стоял пустой бокал и закрытая бутылка вина из тёмно-зелёного стекла.