– Вот и у нас с тобой праздник, Кузьма! – расплылся в широкой беззубой улыбке Иван.

– Душа поет! – восторженно выдохнул Кузьма.

– А погодка-то, погодка, словно по заказу!

– А что, бабоньки, вы откуда будете? Вижу, что не московские! – бочком, бочком присоседился шустрый Кузьма к двум молодкам, степенно вышагивающим рядом.

– Откуда, откуда – от верблюда! – лузгая семечки, захохотала одна из них, белобрысая, худая и плоская, как доска, бабенка в цветастом платке.

– Уймись, Марфа! – осадила ее черноглазая, чернобровая подруга. – Из Сергиева Посада мы. Посадские. Торгуем в Москве чем придется – корзинами, лаптями да медом… И вот, вишь, подвезло. Разве ж можно такое пропустить!

– Так, может, вместе ноченьку у костра скоротаем? – подмигнул Кузьма. – В хорошей-то компании все веселей.

– Ишь ты, шустрый какой! С женой своей ночки коротай. А нам и вдвоем хорошо, – строго глянула на него Марфа.

– Да ты что подумала-то?! Я ж без всякой задней мысли! – обиделся Кузьма.

– И правда, Кузьма, что ты к ним пристал, словно банный лист к заднице! – буркнул неодобрительно молчавший до сих пор Иван.

Кузьма обиделся и надолго замолчал.

Бабы давно отстали, а они все шли да шли, праздно глазея по сторонам. Миновали Тверскую заставу и вышли на Питерское шоссе. Идти было легко и приятно. Дорога подсохла, свежий ветерок поддувал в лицо, по обеим сторонам шоссе – зазеленевшие первой прозрачной листвой сады, редкие, чудом сохранившиеся под напором разрастающихся городских окраин перелески… А вот уж слева от дороги показалось и широкое Ходынское поле.

Вечером 17 мая в Большом театре давали парадный спектакль.

«Это был верх блеска и великолепия!» Избалованные красотой и богатством убранства петербургских дворцов, ступив под своды легендарного театра, Ники и Аликс все же не смогли сдержать своего восторга.

Вестибюль и широкие мраморные лестницы фойе утопают в зелени свезенных из ботанического сада экзотических растений, благоухают и поражают разнообразием форм и красок живые цветы. Буфет изысканно обставлен саксонским фарфором и французским серебром. Египетские хрустальные люстры и бра переливаются всеми цветами радуги…

И все вокруг кланяются, кланяются, кланяются…

Коридором кланяющихся тел они прошли в увешанные старинными гобеленами царские комнаты. Однако не стали здесь долго задерживаться. Выпив по бокалу шампанского, направились в ложу. И едва они ступили в нее, собравшаяся в зале публика грянула «Ура!». Оркестр заиграл гимн.

Уже привычно поприветствовав публику, Ники и Аликс заняли свои места. Сценическое действие еще не началось, и они с интересом отсюда, с высоты, начали разглядывать тех, кто внизу.

«Бенуар, первые два яруса полны были блеска красивых платьев. В первом ярусе сбоку сидели: бухарский эмир и хивинский хан, корейское посольство, в третьем – военные, в четвертом виднелись золотые мундиры камергеров и камер-юнкеров и далее в пятом ярусе – статские генералы, председатели ведомств и в самом верху, в парадизе, волостные старшины, среди них и типичные фигуры представителей Азии в оригинальных костюмах и халатах». А далее, в партере, разместились члены Государственного совета, андреевские кавалеры, сенаторы, генералы и адмиралы…

Действие на сцене началось актом из пьесы «Жизнь за царя». Это было красочное зрелище с толпами богато разодетых артистов, перезвоном колоколов, в сопровождении знаменитого «Славься, славься!», при звуках которого зал снова невероятно возбудился и начал подпевать, устремив преданные взоры к царской ложе.

Представление было продолжено новым модным балетом Петипа «Волшебная жемчужина». Здесь вроде бы вскакивать с мест и голосить «Славься!» или «Многая лета!» было уже ни к чему, поэтому действие прошло спокойно и без экзальтации зала.