– Ушел? – просипели мои губы.

Треск раската грома взорвал небо прямо над головой, вынуждая вздрогнуть и продолжить бег. Ко всеобщей вакханалии примешался еще один звук, который я распознал далеко не сразу. Грозный, внушительный рокот.

«Это еще что за хрень…».

Внезапно джунгли поредели и, оставив пару клочков футболки на диком кустарнике, я выскочил прямо на берег, где меня чуть не смыло в море огромной волной. Она обрушилась на пляж, подобно лавине, и окатила по пояс. С трудом я успел отскочить. Вода оказалась холодной, сковывающей. Меня прошиб озноб. Море бушевало, а с неба в него впивались многочисленные молнии. По несколько в секунду. Они разрезали пространство смертоносными огненными копьями. Гром теперь не прекращался ни на секунду, погрузив округу в хаос.

Стараясь держаться подальше от воды, я припустил вдоль джунглей на север, помня, что Тулум должен быть где-то там. При этом то и дело косился на волны, продолжавшие пенистыми гребнями обрушиваться на берег.

«Может, удастся найти помощь? – подумал я, но особо не надеялся. В такую погоду все сидят дома и носа не показывают. – Надо было уходить с той сексапильной мулаточкой… и похрен на детей…».

Я бежал, а пляж все не заканчивался. Как и джунгли по левую руку. Как и шторм над головой. Несмотря на движение, у меня уже зуб на зуб не попадал от холода. Футболка прилипла к телу, став наподобие второй кожи. Сырой и морозной до омерзения. А признаков цивилизации по-прежнему не было. Я понял, что если не хочу околеть вусмерть, придется возвращаться в джунгли. Там есть шанс найти хоть какое-то укрытие и не бояться, что тебя унесет в море очередной волной, а одна из молний поджарит до косточек, согрев перед смертью.

Все это мигом пронеслось у меня в голове. Из последних сил рванул в чащу, с трудом разбирая в громовой какофонии свое хриплое дыхание. Углубился в лес, едва не напоролся на острые ветви кустарника. Впотьмах они чуть не выкололи мне глаз.

– Говно!

Крик должен был получиться гневным, но я так замерз, что вместо своего голоса услышал жалкое дребезжание. Изо рта повалил пар, будто это не тропики, а заснеженные поля Антарктиды.

Прошел вперед еще немного, взглянул вверх. Естественная зеленая крыша над головой ходила ходуном под напорами шквалистого ветра, то и дело раскрываясь для очередных порций холодного ливня. Но то было всяко лучше, чем под открытым небом. Сощурившись, вгляделся вперед. Очередной всполох молнии и раскат грома. Увидел крепкое, непонятное дерево с раздвоенным стволом и пушистой кроной. Листва шумела и ревела, но основа вроде не шаталась. Поплелся туда, облокотился о шершавую поверхность и, хрипло дыша, сполз по ней на землю. Та оказалась холодной, влажной, но я итак промерз до костей да вымок до нитки. Взор скосил на ноги. Их жгло и саднило, а кожа перепачкалась в грязи.

Дрожащей рукой расстегнул сумку, достал бутылку Топо-Чико и отхлебнул. Газировка остыла и стала едва ли не ледяной, обожгла внутренности. Но мне просто необходимо было попить. Убрав бутылку, положил сумку меж стволов, чтобы хоть как-то обезопасить от влаги, но нехорошее предчувствие зрело под сердцем – «Боржоми» пить уже поздно.

– Зато есть Топо-Чико, – криво усмехнулся я и зашелся кашлем.

Снял правую сланцу и осмотрел ступню. Каким-то чудом ничто не прокололо толстую подошву. Чего нельзя было сказать о коже поверх. Она оказалась буквально утыкана занозами, ссадинами и порезами. И все это покрывал обильный слой сырой земли.

– А-а-а! Петухи крашеные, сука! – проорался я. – Чтоб вы сдохли, мрази!

Грязь нужно было немедленно смыть, но от одной мысли, что придется возвращаться на берег в бушующий шторм, становилось дурно. Решил пожертвовать остатками газировки из одной бутылки. Лучшего все равно не оставалось.