– Про отцов и детей который? Давно, в школе… Олегыч, хочешь сказать, что Марка таскал с собой «волыну» да еще – с глушителем? Как-то несерьезно, смешно.

– Несерьезно, – согласился Артемьев, – но не смешно. Ну, это я так, в порядке рабочей версии… На самом деле, думаю, дело в даге. Кстати, нашли у него тут дерьмо. Метод как раз. На раковине стоял – прямо как соль для ванной, целый пакет. Принимал его черный сам или для шкур держал, или там на продажу, хрен поймешь. Вены у него, во всяком случае, чистые. Эксперты сделают анализы крови позднее… – Он помолчал. – Вот еще что… Черному отрезали палец – большой, на правой руке. Уже после смерти. Ни сам палец, ни чем его резали, не нашли. Вот скажи, на хера он кому-то нужен?

Миха удивился:

– Палец отрезали? Зачем? – он вдруг оглянулся, будто тот, кто мог ответить на его вопросы, стоял у него за спиной.

– Ладно, надо идти работать, – сказал пожилой опер.

Он затушил окурок и через открытую входную дверь кинул его на лестницу, где стоял сержант и виднелась пара любопытных лиц то ли понятых, то ли просто обывателей. Артемьев еще раз покачал головой, пробормотал:

– В который раз жалею, что в свое время не поступил в педагогический. Сейчас был бы трудовиком. Или историком. Спал бы по ночам, два месяца отпуска летом, – и он пошел в комнату, откуда слышались голоса.

Миха открыл дверь на кухню, где было холодно из-за открытой форточки. Запах пороха, висевший в квартире, на кухне почти не ощущался. Или он уже привык? Возле старого обеденного стола, застеленного клеенкой – стандартная деталь интерьера недорогой съемной квартиры, – сидел Марк. Выглядел он куклой вуду, в которую воткнули гвоздь.

– Марка, – позвал его Костров.

Новопашин поднял на него глаза – не сразу, а с усилием, будто его взгляд весил центнер.

– Ты как, дружище? – спросил Миха.

Марк не ответил, только произнес:

– Как он прошел мимо меня?

– Кто?

– Убийца. Я же, считай, караулил у подъезда. Отлучился на десять минут – и все. Ее убили…

Он выглядел как человек, затеявший устроить вечеринку, а потом внезапно вспомнивший, что у него нет друзей. Такой же потерянный.

Костров помолчал, потом спросил:

– Приступ был?

– А?

– Спрашиваю: у тебя был приступ?

– Да, был. Несильный.

– Оклемался?

Марк воткнулся взглядом куда-то в грудь Михе.

– Я нормально.

– Вижу, – кивнул Костров.

– Не беспокойся, Костер, – сказал Марк. – Я в порядке.

Миха оперся спиной о древний холодильник, позвоночником ощущая его угол. Ему вспомнилось, как он заплатил за первую ночь Марка с Алькой. Не хватило бы ему тогда денег, наверное, не было бы ничего сейчас.

* * *

Ночь, когда они вдвоем уехали из «Реалити-шоу».

Рассчитавшись с «продюсером»-сутенером, Миха остался со строившей ему глазки Хищницей. Назавтра он позвонил Марку и сказал, что на вторую девушку денег не хватило.

– Напился в хлам – чтобы уже не стоял, и не так было обидно – и вернулся домой, – услышал Марк его голос в трубке. – Надеюсь, ты потрахался за двоих, счастливчик. И еще – что девчонка стоила своих денег. Потому что цена у нее, Марка, как у «порша». Пусть даже и подержанного, но все равно…

– Угу, – невнятно произнес Марк.

После короткого диалога он нажал отбой, привлекая к себе Альку-Рокстар, которая лежала в его постели, подперев ладонью голову, и смотрела на него.

Она действительно походила на «порш». Когда он ночью входил в нее, руки девушки блуждали по его телу, касаясь его лица, плеч и гениталий. В том, как она занималась сексом, все было продумано до мелочей, как в хорошем автомобиле, все было… эргономично. Первый (в ту ночь и за долгое время) его оргазм был похож на страшной силы лобовое столкновение с несработавшими эйрбэгами и непристегнутыми ремнями безопасности. Сказалось долгое воздержание Марка. А может, это его алкоголь так гладко лег на фрибейс, которым Алька зарядилась перед своим выступлением в «Реалити-шоу». Некоторое время он лежал, рассыпавшийся на осколки. Потом еще были столкновения – боковое по касательной и вновь лобовое. Настоящий краш-тест. Днем, невыспавшийся, с гудящей головой, он проводил Альку, вызвав ей такси. В какую-то секунду ему захотелось поцеловать ее, но он сдержался, вспомнив, кто перед ним. Ограничился тем, что взял номер телефона.