Вельможа – светловолосый молодой человек в синей шелковой рубахе, мягких сапогах оленьей кожи и накидке из шкуры ягуара – сидел на скамье, склонившись над картой, расстеленной на бочке. Он презрительно сощурил глаза:

– Ты – Бершад Безупречный?

Вместо ответа Бершад откинул с головы капюшон:

– А ты Греалор.

– Барон Йонмар Греалор, – медленно, будто заклинание, изрек вельможа.

Бершад поглядел на шкуру ягуара. Альмирцы постоянно украшали своих глиняных божков шкурами и костями зверей, но в роду Бершада ягуарам поклонялись. В Дайновой пуще убийство ягуара считалось преступлением, за которое карали смертной казнью.

Бершад не верил ритуалам и молитвам, поскольку от богов помощи не дождешься, но очень любил ягуаров Дайновой пущи. Накидка из шкуры ягуара привела его в ярость.

Йонмар перехватил взгляд Бершада, рассеянно потеребил край шкуры.

– А, прошу прощения. Я запамятовал, что твои предки поклонялись этим гнусным созданиям. Мои воины перебили столько мерзких древесных кошек, что шкуры приходится выбрасывать. – Он пожал плечами. – Места в чуланах не хватает.

– Сними немедленно, – прошипел Бершад. – Или я спущу шкуру с тебя.

– Ничего подобного, – с улыбкой заявил Йонмар. – Тебя сюда прислала принцесса Эшлин. А я здесь по поручению короля. – Он прижал руку к груди. – Дорожные грамоты выданы на мое имя, и никто, кроме меня, не сможет провести всех нас через баларскую границу. Значит, я главный. Вздумаешь мне перечить, изгнанник, я заживо сварю твоего оруженосца на медленном огне. В шкуре твоего осла. И заставлю тебя смотреть. Ясно тебе?

Бершад уставился на Йонмара, размышляя, не пристукнуть ли его на месте, но вовремя вспомнил предупреждение Эшлин.

– А с чего ты взял, что сможешь провести нас через границу?

– У Греалоров прекрасные связи в Таггарстане. Но мой тамошний знакомец будет иметь дело только со мной. – Йонмар хлопнул по кожаной сумке с фамильным гербом, притороченной к поясу, и больше не стал ничего объяснять.

Борясь с желанием выбить Йонмару все зубы, Бершад повернулся к вдове, невысокой женщине с черными волосами, собранными в тугой пучок на затылке, и двумя кинжалами у пояса. Вдовы славились ловким обращением с холодным оружием и умели наносить смертельные раны даже воинам в полном боевом облачении, вскрывая вены и артерии через стыки доспешных пластин.

– Ты Вира?

– Да.

Лицо в мелких оспинах, черный доспех из акульей кожи, такой же, как у Хайден. Вблизи заметно, что акулья кожа морщится крошечными складками, извилистыми, будто русла пересохших ручейков. Богатые торговцы и вельможи носили перчатки и сапоги из акульей кожи, оружейники использовали ее для рукоятей мечей, но только папирийские вдовы делали из нее доспехи. Акулью кожу не вываривали, а долго дубили особыми составами, так что она становилась гибкой и мягкой. Каждая пластина доспеха плотно прилегала к телу владелицы, будто шелковое одеяние. Такие доспехи были легче металлических и прочнее обычных кожаных, а стоили вдвое дороже.

У левого бедра Виры висели три мотка пеньковой веревки, а к поясу справа крепился увесистый кожаный кошель – папирийские пращи и мешочек свинцовых шариков-пуль. Бершад ни разу не видел, как вдовы обращаются с пращой, зато слышал много рассказов.

Обычной пращой и галькой пастухи сбивали волка за сотню шагов, но это требовало большого умения. Папирийская праща была куда более действенной.

Сотни лет назад на одном из островов Папирийского архипелага обитал род отважных воительниц, хранивших в тайне свои боевые искусства. Много позже потомки воительниц стали телохранительницами королевского семейства Папирии. Праща из пеньковой веревки значительно увеличивала дальность и скорость полета метательного снаряда и по своим боевым качествам превосходила даже баларский длинный лук. Снаряды – литые свинцовые шарики – с легкостью пробивали стальные шлемы и кольчужное полотно. Пращницы могли расправиться с конным отрядом, прежде чем всадники успевали нацелить в них пики.