Без предупреждения Рид поднял меня в воздух, а я взвизгнула, размахивая ногами и задыхаясь от смеха. Рид выпустил меня, только когда Бо громко вздохнул и поинтересовался у мадам Лабелль, нельзя ли выйти пораньше, чтобы пощадить его барабанные перепонки.
– Как думаете, на Ле-Дан они мне пригодятся? Или обойдусь?
Снова оказавшись на земле, я попыталась забыть о Бо, продолжить игру, потыкать Рида в ребра – но его улыбка уже померкла. Мгновение миновало.
Настанет день, когда мне больше не придется выманивать у Рида улыбки, а ему – делиться ими по крупицам.
Но не сегодня.
Оправив рубашку, я протянула нож Анселю.
– Ну что, начнем?
Он вытаращил глаза.
– Что? Сейчас?
– А почему нет? – Я пожала плечами, доставая из ножен ремня Рида еще один нож. Сам Рид будто окаменел. – У нас есть пара часов до заката. Ты ведь все еще хочешь научиться драться, да?
Ансель так поспешно вскочил, что чуть не споткнулся.
– Хочу, но…
Его карие глаза метнулись к Коко и Бо, затем к Риду. Мадам Лабелль помедлила, раздавая им карты. Вместо крон они играли на камни и палки. Щеки Анселя порозовели.
– Давай… лучше не здесь?
Бо не поднял взгляда от карт, более того, он так напряженно в них уставился, что это выглядело уже странно.
– Не льсти себе, нам дела нет до твоих занятий.
Последовав примеру Бо, Коко ободряюще улыбнулась Анселю и вернулась к игре. Даже Рид понял намек, слегка сжал мою ладонь и присоединился к ним, не говоря ни слова. Никто больше не смотрел на нас.
Час спустя, однако, все уже наблюдали за нами тайком, не в силах удержаться.
– Стой, стой! Ты слишком много вертишься и слишком полагаешься на туловище. Ты ведь не Рид. – Я поднырнула под вытянутую руку Анселя и разоружила его прежде, чем он успел бы себе что-нибудь отрезать. – Твои ноги годятся не только для уворотов. Используй их. Вкладывайся всем телом в каждый удар.
Плечи Анселя печально поникли.
Я подняла ему подбородок острием его же клинка.
– Давай-ка без этого, mon petit chou[5]. Еще раз!
Мы занимались до самого вечера, сражались снова и снова. Особых успехов Ансель не достиг, но духу прекратить урок у меня не хватало. Когда солнце зашло за вершины сосен, Анселю наконец удалось решительным рывком выбить у меня клинок, но в результате он и сам ухитрился порезаться. Кровь Анселя брызнула на снег.
– Это было… ты справился…
– Кошмарно, – горько договорил Ансель, бросив нож на землю, чтобы осмотреть рану.
Все еще краснея – и лишь отчасти от натуги, – он быстро оглянулся на остальных. Они поспешили сделать вид, что очень заняты, и стали собирать самодельные тарелки после ужина. По просьбе Анселя мы с ним ужин пропустили, так что в животе у меня раздраженно урчало.
– Я справился просто кошмарно.
Вздохнув, я сунула нож в сапог.
– Дай мне осмотреть рану.
Он хмуро одернул рукав.
– Все в порядке.
– Ансель…
– Сказал же, в порядке.
Услышав такой непривычно резкий для него тон, я замерла.
– Ты больше не хочешь упражняться?
Лицо Анселя смягчилось, и он понурил голову.
– Прости. Зря я тебе нагрубил. Просто… мне хотелось, чтобы вышло иначе, – тихо признался он и посмотрел на свои ладони.
Я быстро схватила его за руку.
– Это была только первая твоя попытка. Ты еще научишься…
– Не первая. – Ансель неохотно посмотрел мне в глаза. Как же меня сердила эта его неохота, этот стыд, который я видела в его лице. – Я уже упражнялся с шассерами. И они совсем не стеснялись мне говорить, насколько плохо у меня получается.
Мной овладел гнев – жаркий и всепоглощающий. Пусть даже шассеры многое дали Анселю, забрали они больше.
– Да нахер они пошли, эти шассеры…
– Ничего страшного, Лу.