– Ваш голос кажется мне знакомым… – вымолвил Альберт. – Не лучше ли отвязать меня отсюда и поговорить в иной обстановке?
– Десять плетей обвиняемому, – приказал доминиканец, – тех, что с металлическими крюками на концах.
Палач выполнил приказ: Альберт кричал от нестерпимой боли, окровавленная кожа со спины разлеталась в разные стороны.
Конрад с нескрываемым удовольствием наблюдал за работой палача.
– Достаточно, окати его водой. Теперь он заговорит, – обратился доминиканец к палачу. – Итак, чем вы занимались в доме Ризолли, кто помогал вам?
Альберт, привыкший к сытой сладкой жизни, поначалу вообще не понимал, что происходит, отчего его схватили эти кровожадные монахи и что хотят от него? После десяти плетей его озарило – запытают до смерти, придётся говорить.
– Я всё скажу, – он откашлялся. – Ко мне приходили ученики, я учил их изготавливать пантакли, объяснял их смысл. Затем мы изучали расположение планет и их влияние на судьбы людей.
– И это всё? – удивился фра Конрад. – А что вы выращивали в реторте?
– Ничего. В ней была неудачная смесь, которую я хотел применить при изготовлении пантакля власти.
– Насколько мне известно, для пантакля власти не требуется ничего подобного. Смесь же применяется для выращивания исчадия ада – гомункула! – фра Конрад терял терпение, упрямство Альберта выводило его из равновесия.
– Вам и это известно… Странно, вы очень осведомлённый монах, с точки зрения алхимии, – еле слышно проговорил Альберт: разодранная спина причиняла ему страшную боль.
– Да. Вы верно заметили, – фра Конрад поднялся из-за стола и подошёл как можно ближе к алхимику. – Ошибки молодости: тяга к знаниям, множество недостойных желаний – всё это позволило одному мошеннику, назвавшемуся учителем, ввергнуть доверчивого юношу в объятия тёмных сил, а самому скрыться, – проговорил монах почти шёпотом, так что его слова были слышны лишь обвиняемому.
Альберта пронзила страшная физическая и душевная боль. Несомненно, перед ним стоял его бывший ученик Конрад!
– Вы пытались вступить в контакт с Сатаной, не так ли? Фолианты, найденные в мансарде, подтверждают это, особенно запрещённый труд Алесандро Маддалети.
– Конрад… – неуверенно начал Альберт в растерянности, не зная, что сказать.
– Точнее, фра Конрад, – поправил его доминиканец.
Альберт помолчал, собравшись с мыслями.
– Фра Конрад, я виноват. Но вспомните: ведь я всегда был добр к вам. А неудачный лектистернес – вовсе не моя вина; видимо, дело в заклинании, которое мы использовали! Оно…
– Я с вами ничего не использовал, – фра Конрад резко оборвал сбивчивую речь алхимика.
Тот сник, понимая, что живым из подземелья не выйдет, издал душераздирающий крик и зарыдал.
Доминиканец выдержал паузу:
– Расскажите мне о женщине, которая посещала вас и принимала участие в тайных обрядах и опытах.
Альберт пришёл в себя от слов монаха: «Нет, только не мадонна! Они будут издеваться над ней и уничтожат как еретичку!»
Спустя пять дней на центральной площади Остии полным ходом шли приготовления к аутодафе: плотники смастерили помост с множеством шестов, к которым доминиканцы должны были привязать приговорённых, рядом с ним сложили связки сухого хвороста и поленья.
В городе доселе не происходило ничего подобного. Казнили воров и убийц, но чтобы запылал костёр, – такого не было! Горожане были взбудоражены последними событиями. Поглазеть на сожжение еретиков собрались все – от мала до велика. Площадь была полна народа.
Фра Конрад и присланный Папой Иннокентием легат лично контролировали приготовления к аутодафе. И когда приговорённых доставили к месту казни, они с братьями-доминиканцами и палачом уже поджидали их.