– Я говорил: притащить её. Девчонку, – Изулен вздрогнул, когда тишину пещеры, кроме взволнованного дыхания Анфигрены, нарушил ещё и громкий голос. – Он-то мне зачем?! Безмозглые курицы вы, а не дети Мааль!

Изулен невольно отступил, когда груда чёрного тряпья поднялась с пола и оказалась черномагом. Лицо его было скрыто повязкой, на голову накинут капюшон плаща, а на руки надеты тёмные перчатки – то ли серые, то ли коричневые, Изулен не мог точно сказать. Ему не понравился голос черномага – высокий, неестественный, с капризными нотками.

– Девчонку, – повторил Изулен и крепче сжал руку Анфигрены, не собираясь отдавать её черномагу. Пусть только попробует схватить! – Зачем тебе моя сестра?

– Чтобы её кое-куда отправить! – хихикнул незнакомец. – Надеюсь, ты не возражаешь?

В пещере и так было холодно, а теперь у Изулена вовсе мороз пошёл по коже.

– Куда отправить?! Я слышал, черномаги не трогают тех, кто не сделал им ничего плохого!

Не отвечая, черномаг махнул птицам рукой в перчатке. Мол, берите его! Изулен выпустил руку Анфигрены, метнулся к сосудам на камне и швырнул первым же попавшимся в налетевшую птицу. Её снесло с пути.

– Взять его! – раздался вопль.

Изулен кинул второй сосуд, с головой внутри, в черномага, но тот ловко увернулся. Сосуд ударился о стену, разбился. Запахло чем-то мерзким, похожим на вонь мертвеца. В пещеру ворвалось ещё несколько птиц.

– Стоять! – взвился голос черномага. Он схватил за руку Анфигрену, та попыталась вырваться, но безуспешно. – Иначе я…

Изулен не дослушал и швырнул в него третий сосуд. Черномаг увернулся и отпрянул, таща за собой плачущую девочку. Сосуд покатился по земляному полу, исчез в полутьме. А проклятые птицы накинулись на Изулена, больно хлопая крыльями по лицу. Отбиваясь от них, он уже ничего не видел. Его одолели, повалили на пол и принялись клевать со всех сторон. Боли стало так много, что Изулен даже не мог кричать. Попал ли он в черномага? Попал ли?

Проваливаясь куда-то в бездну и слыша издалека визгливое: «Оставьте его! Теперь он уже не помешает!», Изулен понял, что промахнулся.

Посреди пустоты соткались две незримые силы: справедливая и несправедливая, Кэаль и Мааль. Кэаль создала мир и всё, что в нём, и закон Великого Равновесия. Минуло с тех пор двадцать пять столетий, и не было ни одного дня, чтобы не сошлись в бою те, кто за справедливость, и те, кто против неё.

«Лэн, сзади!» – прозвенел голос Айи – говорящей палочки – в ушах юного фея, и, развернувшись, он увидел хибри. Полумедведь, получеловек с рычанием замахнулся огромной волосатой лапой. Лэннери осознал: если промедлит, то хибри сметёт его кулаком, будто ничтожную муху, со своего пути. Нацелив палочку на хибри, Лэннери выкрикнул первое заклинание, которое пришло ему в голову:

– Соом-ну!

Призрачное сияние окутало палочку и исчезло. Хибри замер. Его маленькие круглые глазки сделались сонными, лапы опустились. Он лёг на землю и захрапел. Лэннери смотрел на него, держа в руке палочку – ноги хибри были человеческими, с заскорузлыми пятками. Эти чудовища выглядели по-разному: одни до пояса – звери, а ниже пояса люди, как спящий хибри. У других могли быть человеческие лица, но звериные или птичьи тела – или наоборот.

Хибри всхрапнул и перевернулся на живот. Наверное, любимая его поза в те времена, когда он ещё не был чудовищем… Пора бы и прикончить слугу Мааль, но Лэннери медлил. С гораздо большим удовольствием он бы расправился с тем, кто изуродовал человека, смешав его кровь с медвежьей в своём проклятом ритуале.

«Лэн, надо», – снова услышав звонкий голос Айи, Лэннери взглянул на неё. Палочки фей представляли собой вытянутые фигурки с головами, изящно вырезанными из аргены, золотолиста или коэцина – смотря к какой Школе принадлежала фея. Или фей, мысленно добавлял Лэннери.