– Где больная? – буркнул он. – На помеле улетела?

Цири указала во мрак.

– Ясно, – кивнул Зигрин. – Я знаю эту боль и препаршивейшую слабость. Как был помоложе, жевал все, что удавалось отыскать или прибить, так что травился не раз. Кто она, чародейка ваша?

– Трисс Меригольд.

– Не знаю. Не слышал. Впрочем, я редко сталкиваюсь с Братством. Однако ж пора представиться. Меня зовут Ярпен Зигрин. А тебя, коза?

– Иначе, – буркнула Цири, сверкнув глазами.

– Так-так, – захохотал краснолюд. – Прощения просим. Не распознал во мраке-то. Так, стало быть, никакая не коза, а знатная девица. Низко кланяюсь. Ну и как же благородную девицу звать, ежели не секрет?

– Не секрет. Цири.

– Цири. Ага. И кто же ты такая, Цири?

– А вот это как раз и секрет. – Цири гордо задрала носик.

– Язычок у тебя, мазель, острый, как осиное жало, – снова захохотал Ярпен. – Ну прости. Я принес снадобья и немного перекусить. Извольте принять. Или прогоните старого, неотесанного мужлана Ярпена Зигрина?

– Простите… – смутилась Цири, наклонила голову. – Трисс действительно необходима помощь, милсдарь… Зигрин. Она очень больна. Спасибо за лекарство.

– Пустое. – Краснолюд снова осклабился. – Пошли, Цири, поможешь нам. Снадобье-то еще приготовить надо. Накрутим пилюль по рецепту моей бабки. Супротив этих пилюль никакая засевшая в кишках зараза не устоит.

Он развернул сверток, вытащил что-то вроде куска торфа и небольшой глиняный горшочек. Цири заинтересовалась, подошла.

– Следует знать, милейшая Цири, – сказал Ярпен, – что моя бабка разбиралась в лечении как никто. Дока была. Увы, источником всех и всяческих хворей считала безделье, а безделье лучше всего вылечивать батогом. Ко мне и моим родственникам таковое лечение она в основном применяла в профилактических целях. Колошматила нас по любому случаю и без оного тоже. Исключительная была яга. А однажды, когда ни с того ни с сего дала мне краюшку хлеба с салом и сахаром, то так меня этим удивила, что я от волнения упустил эту краюшку салом вниз. Ну а бабка отлупила меня, карга старая. А потом дала другую краюшку, правда, уже без сахара.

– Моя бабушка, – понимающе кивнула Цири, – тоже однажды меня высекла. Розгами.

– Розгами? – засмеялся краснолюд. – Моя как-то отдубасила меня черенком от кайла. Ну, хватит приятных воспоминаний, давай-ка пилюли крутить. Бери рви это и скручивай в шарики.

– Что это? Липнет и мажется… Фу… А воняет… ужас какой-то!

– Это специальное тесто из дерти. Отличное лекарство. Мни шарики. Поменьше, поменьше. Для чародейки, чай, делаешь, не для коровы. А ну дай-ка одну. Нормально. Теперь обваляем шарики в снадобье.

– Фи…

– Завоняло? – Краснолюд сунул похожий на картофелину нос в горшочек. – Не может того быть. Растертый чеснок с горькой солью не должон так вонять, хочь сто лет простоит.

– Ну и отвратность! Трисс этого есть не станет!

– А мы сделаем, как моя бабка. Ты зажмешь ей нос, я стану запихивать пилюли.

– Ярпен, – прошипел Геральт, неожиданно появляясь из тьмы с чародейкой на руках. – Гляди, как бы я тебе чего-нибудь кой-куда не запихал.

– Это же лекарство, – обиделся краснолюд. – Помогает! Плесень, чеснок…

– Да, – слабо простонала Трисс из глубин своего кокона. – Верно, Геральт, это действительно должно помочь…

– Ну видишь? – Ярпен тыркнул Цири локтем, гордо задрав при этом бороду и показывая на Трисс, заглатывающую пилюлю с видом мученицы. – Мудрая волшебница. Знает что к чему.

– Что ты говоришь, Трисс? – наклонился ведьмак. – А, понимаю. Ярпен, может, у тебя есть лекарственный дягель? Или шафран?

– Поспрашиваю у своих. Я тут принес немного воды и ёдова…