– Мне сказали, что это киноварь.

– Кино… что? – вскинув брови, переспросила молодая женщина. – Что это еще за камень? Впервые о нем слышу.

– Я увидел эту вещицу недавно у Андре… ты знаешь, я частенько покупаю у него предметы антиквариата, исторические реликвии, рукописные книги. Когда я был у него в последний раз, то застал его в совершенно расстроенных чувствах. Он как-то осунулся, разом постарел, потерял лоск. В общем, я почти не узнал его.

– Мсье Андре, – начал я разговор, войдя в его лавчонку, – добрый день. Давненько я не захаживал к вам. Как ваши дела?

– Не могу похвастаться, сэр, – грустно заявил он. – Жизнь преподносит сюрпризы, и пока что они не радуют меня.

– Возможно, я могу быть чем-то полезен? – внимательно посмотрев на антиквара, допытывался я.

– Увы, мистер ОʼБрайен, помочь мне может исключительно Господь.

– Неужели все так серьезно?

– Судите сами, – грустно вздохнул он, – три месяца назад суд постановил положить мою жену в Бедлам9, через месяц сын попал под почтовый дилижанс и до сих пор лежит в больнице с многочисленными травмами, врачи говорят, что он может навсегда остаться обездвиженным, а дочь…

Сухопарый, еще не старый мужчина с продолговатым лицом, обрамленным поседевшими кудрями, вытер платком набежавшую слезу.

– Простите, мне трудно говорить об этом… две недели назад я похоронил мою Аннет.

– Боже, – вскричал я, – немыслимо! Что же произошло? Я помню ее. Она так молода, да и никогда не жаловалась на здоровье.

– Так и было, – подтвердил антиквар, – моя девочка с детства отличалась бодростью духа и жизнерадостностью. Но три недели назад… я не знаю, что произошло. Дочь замкнулась, стала нелюдимой, неразговорчивой. На все вопросы относительно здоровья отвечала, что у нее все хорошо, и у меня нет причин для волнения. Если бы я тогда знал… Она умерла от передозировки лекарства. Врач, констатировавший ее смерть, сообщил мне, что, по всей видимости, болезнь жены передалась и ей. Кто теперь узнает, так ли это или нет?

– Мне очень жаль, мсье Андре, – выразил я ему свои соболезнования.

– Спасибо вам, сэр, – тяжело вздыхая, отозвался антиквар. – Да откровенно говоря, и с работой не ладится тоже. Из крупных клиентов всего лишь вы и остались. Храни вас Бог и спасибо, что не забываете меня.

– Я уверен, что все… ну почти все наладится, – потрепал я его по плечу. – Не сдавайтесь!

– Только и остается надеяться.

– Что ж, мой друг, есть ли у вас что-то, что могло бы порадовать меня?

– Вас – не знаю, сэр, но уверен, что эта вещица точно доставит удовольствие вашей супруге. Вы взгляните, сэр! Я никогда еще не встречал более искусной работы.

Открыв шкаф, антиквар бережно достал потрепанную черную коробочку и осторожно положил передо мной.

– Четыре месяца назад это ожерелье принесла мне одна почтенная дама. Она рассказала, что оно досталось ей от матери, трагически погибшей год назад. «Я вынуждена продать его, хотя ожерелье – единственная оставшаяся у меня память о ней, – грустно проговорила женщина, – но, увы, мои дела чересчур плохи, да и требования кредиторов приходится удовлетворять».

Андре открыл футляр, и я замер. Прямо как ты сейчас. Да, это ожерелье околдовало меня с первой минуты. Я стоял неподвижно, завороженный необыкновенной красотой вещицы, и совершенно не слушал антиквара, который продолжал о чем-то рассказывать мне.

– Сколько вы хотите за него? – перебил его я, не в силах отвести глаз от украшения.

– Понимаете, – замялся он, – ожерелье столь необычно… такое вы вряд ли сыщете где-то еще. Киноварь, или как его еще называют – алая кровь, очень необычный и редкий камень. За годы моей работы я многое видывал, но его красота, уникальность, необычная обработка… да и алмазы, обрамляющие его, все по три карата, а чистота их…