«Что мне нужно, так это вы», – вот что следовало бы ему выпалить, вот что он страстно хотел ей сказать. Но не смел. Желание боролось в нем с робостью. «Что мне нужно, так это вы!» – Дэнис мысленно выкрикивал эти слова, но ни звука не сорвалось с его губ. Он смотрел на нее с отчаянием. Неужели она не видит, что происходит у него внутри? Неужели не понимает? «Что мне нужно, так это вы». Он должен это сказать, должен… должен.

– Пойду-ка я искупаюсь, – сказала Анна. – Очень жарко.

Возможность была упущена.

Мистер Уимбуш предложил гостям осмотреть свою ферму, и вот они вшестером – Генри Уимбуш, мистер Скоуган, Дэнис, Гомбо, Анна и Мэри – стояли перед низкой оградой свинарника, заглядывая в одну из клетушек.

– Это хорошая свиноматка, – рассказывал мистер Уимбуш. – Она принесла четырнадцать поросят.

– Четырнадцать? – недоверчиво переспросила Мэри. Она перевела изумленный взгляд на Генри, потом обратно – на копошащуюся массу élan vital[14], оживлявшую загон.

Необъятных размеров свинья лежала на боку прямо посередине, позволив атаковать круглый черный живот, обрамленный двумя рядами сосков, целой армии маленьких коричнево-черных поросят, которые с бешеной жадностью терзали их. Свинья время от времени беспокойно шевелилась или негромко хрюкала от боли. Одному поросенку, самому маленькому и слабому из помета, никак не удавалось заполучить место на этом пиршестве. Пронзительно визжа, он метался взад-вперед, пытаясь протиснуться между более сильными братьями и сестрами и даже влезть на их плотненькие черные спинки, чтобы добраться до материнского молока.

– Их действительно четырнадцать, – произнесла Мэри. – Вы совершенно правы. Я сосчитала. Невероятно!

– А вот у свиноматки в соседней клетушке, – продолжал мистер Уимбуш, – очень плохие результаты – всего пять поросят. Я дам ей еще один шанс. Если она и в следующий раз плохо себя покажет, откормлю и зарежу. А там – кабан. – Он указал на дальний загон. – Прекрасный зверь, не правда ли? Но свое лучшее время он уже прожил. С ним тоже придется расстаться.

– Как это жестоко! – воскликнула Анна.

– Зато практично и исключительно реалистично, – заметил мистер Скоуган. – Эта ферма являет собой модель здорового, по-отечески разумного управления: заставить их размножаться и работать, а когда период плодотворного размножения, работы и производительности минует, – отправить на убой.

– Похоже, животноводство – сплошная непристойность и жестокость, – посетовала Анна.

Дэнис протянул руку и металлическим наконечником трости начал почесывать длинную щетинистую спину борова. Животное чуть подалось вперед, словно желая оказаться поближе к предмету, доставлявшему ему столь приятные ощущения, и замерло, тихо похрюкивая от удовольствия. Многолетняя грязь, отшелушиваясь, сыпалась с его боков серыми пыльными хлопьями.

– Как приятно, – проговорил Дэнис, – оказать кому-то добрую услугу. Думаю, почесывая этого кабана, я получаю не меньшее удовольствие, чем он. Если бы всегда можно было проявлять доброту вот так просто, чтобы тебе это ничего не стоило…

Хлопнула калитка, послышались тяжелые шаги.

– Доброе утро, Роули! – сказал Генри Уимбуш.

– Доброе утро, сэр, – ответил старик Роули.

Это был самый почтенный из работников фермы – высокий, крепкий мужчина, с прямой спиной, с седыми бакенбардами и чеканным горделивым профилем. Степенный, с вальяжными манерами и поразительным чувством собственного достоинства, Роули походил на важного английского вельможу девятнадцатого века. Он остановился рядом с группой экскурсантов, и с минуту все наблюдали за животными в тишине, нарушаемой лишь похрюкиванием да чавканьем грязи под твердыми копытами. Наконец Роули – не торопясь, веско и с достоинством, как делал все, – обратился к Генри Уимбушу, указывая на копошащихся в грязи животных: