Как кто-то подбирается сзади, Волод почувствовал заранее. Наверняка Ичан – пыхтит как паровая машина. Волод усмехнулся. Подпустить поближе, потом уйти кувырком вперед и в сторону и на развороте снизу вверх болт ему в грудь, предателю.

Ошибка молодого фактора была в том, что он не оценил дистанцию поражения оружия противника. За мгновение до своего рывка, Волод ощутил ослепительную боль в основании черепа, руки будто сковал паралич, Волод упал вниз лицом, сверху навалились, обдав запахом горклого жира, тяглового пота и еще чего-то резкого и душистого. На грани сознания Волод успел различить голос Ичана, скрежет, визг… и провалился во тьму.

Время шло мимо, ускользало, накатывало, скручивалось, сжималось в точку и снова разлеталось ослепительным взрывом в голове, галактике, вселенной…

– Так какого ты рода, вахлак?

Волод пошевелил головой, он лежал на спине на чем-то мягком и удобном. Слова адресованы явно не ему, а голос определенно ичановский.

– Очнулся? Ну, ты, стив тебя в печень, артист! Чуть кисть мне не пропахал! Ты чего так завелся?

Волод стал подниматься, голова была тяжелая от наполнявшей ее боли, руки слушались не охотно.

– Ты прости, не поспел я за этим тягловым сыном! Змеей мимо меня проскользнул. Только я его прихватить хотел, как он тебе кистенем по затылку.

Следопыт помог Володу сесть. Подложил под спину дорожный мешок.

– Прости, меня, Волод, – Ичан впервые назвал Архитектора по имени, – собирались на «раздор» брать бродягу, а получилось на «живца»…

Следопыт поднес к губам Волода свою флягу – на Волода пахнуло хлебным и дрожжевым, зажмурившись, он сделал глоток – питье горьковатое, но на удивление вкусное, небо приятно кольнуло игристыми пузырьками, и в голове слегка прояснилось.

Еле-еле ворочая глазными яблоками, Волод посмотрел на Ичана.

– Пирамидник, проклятый…

– Эко сильно он тебя приложил все-таки… – крякнул Ичан, – ум за разум вышиб… Это же для раздору я! Для раздору, понятно? Чтоб нам пошуметь сильно, да потом чтоб ты меня вырубил, а я тишком от костра отполз бы и степняка прихватил, как он на тебя один на один выйдет. Помнишь?

Мыслей в голову к Володу не приходило никаких кроме одной.

– Не пирамидник?

Следопыт не ответил, подбросил аккуратно кизяка в костер, да вытащил из углей накаленный докрасна кривой степняков ножик.

– Вон он сидит, пардус дикий, зубы скалит. Ничего сейчас заговорит, как своей же тепленькой стали испробует… Говори, вахлак, как зовут и какого роду!

Спеленутый по всему телу по самые ступни тощий степняк забился как рыба, взвизгнул:

– Я рода Узгерд, племя Дураха, Джилька зовут.

– Джилька, значит, ага. И почему ты, Джилька, за нами следил? Напал зачем, а?

– Я, погоныш, тяглов чужих пасу на Брылене и Скугоре…

– Ну…

– Надоело бедовать, бойчак хочу быть…

– Ишь ты, бойчак! Да кто тебя доходягу бойчаком возьмет!

– Грейт возьмет. Ему много-много бойчаков нужно, он всю Степь себе забрать хочет, большую силу собирает. Десятник сказал – добудь снарядку и оружье, да трех тяглов боевых, тогда возьму в свой десяток.

– Так ты значит, нами решил поживиться! Ну, ты вахлак, наглый! Не мог по зубам добычу найти?

– Я Стивену гостинец принес, а тут вы городские недотыки подъезжаете, я и подумал, что это мне от Милостивца подарочек. А вы, горожаги, плохие враги оказались…

Ичан хохотнул.

– Слышь, Волод, враги-то мы с тобой оказывается никудышные! Забраковал нас героический вахлак Джилька из племени Дураха.

Волод сидел, придерживая мутную голову ладонью. Одуряющая боль гнездилась на затылке, и время от времени накатывала на виски и темя.

– Спроси с кем Грейт воевать собрался… – голос у Волода был слабый и осторожный, словно он боялся вспугнуть эту самую засевшую в голове боль.