Утром все случившееся показалось кошмарным сном. В семье у них об этом никто никогда не вспоминал. Зачем же ей вспомнилось это сейчас? Марина не знала. Зачем вообще что-нибудь вспоминается? Одно было хорошо – домой после таких воспоминаний хотелось гораздо меньше. Пожить здесь еще… О, боги! Ну что ж, здесь, по крайней мере, интересно. А вдруг они в самом деле здесь все не злые? А вдруг они здесь все хорошие, добрые? Скажете, так не бывает? Ну, а что, по-вашему, тогда бывает? Дач таких с каминами, комнат, как у Дениса, девушек, как Алена, вы много их видели? Откуда вообще вы все всегда заранее знаете, чего бывает, а чего не бывает? С какой стати на всем заранее ставите крест? Эх, вот если бы все здесь было хорошо! Марина бы тогда их всех так любила!

Интересно, на кого будет похож ее ребенок? Хорошо бы на Марину – сама она похожа на маму. Не дай Б-г, будут у него глаза косые или пустые.

Хотя что, собственно, такого, если будут? Марина его и таким будет любить. Уж как-нибудь приспособится, и любовь свою приспособит. А если он будет злым? И тогда, конечно, как-нибудь. Любит же Женя своего Димыча, хотя сама его, как посмотришь со стороны, как будто даже немножко боится.

Ох, и как же все это будет, когда оно все будет? И насколько легче было бы все, если бы она на самом деле, по-настоящему вышла замуж!

Так ей тогда казалось.

11

Скрипнула дверь, в столовую вошел Валерьян. Подошел к Марине, сел на подлокотник ее кресла, обнял, потерся носом о плечо.

– Ну что, мышь, пришла, наконец, в себя?

– Ага. А ты где был?

– Так. Гулял. – На лице его опять расплылась улыбка. – К лошадям вот ходил. Ты ведь их и не видела еще.

– Нет. А что, здесь есть лошади?!

– Есть. А ты что, ездить умеешь?

– Нет. Если только чуть-чуть.

– Ишь ты, чуть-чуть. А чуть-чуть ты когда успела?

– К бабушке ездила прошлым летом, к двоюродной. Она в деревне живет. Там считается, что город, а на самом деле деревня самая настоящая. У нее конюшня прямо за домом была. Мы там с парнем одним целый месяц коров верхами пасли.

Марина ожила от этих воспоминаний, щеки ее порозовели, глаза заблестели. Как многие люди, улыбаясь, Марина хорошела. Валерьян смотрел на нее, и она ему сейчас очень нравилась, он даже почти забыл о том, что было на самом деле для него сейчас главным: то, что он был дома, у себя, у своих. Впрочем, чего это он? Б-г даст, и Марина станет здесь своей. И тогда этой нежности не нужно будет стыдиться. Ни перед людьми, ни перед собой. В сущности, она ведь совсем неплохая девочка, эта Марина. Куда лучше многих.

Здесь есть лошади, – думала тем временем Марина. – Убиться можно, лошади, настоящие, с копытами! Нет, дура она будет, если уедет сейчас отсюда, не поездив верхом хоть капельку, не потрепав этих лошадей по холкам, потерять единственную в жизни, уникальную возможность пожить в доме, где есть лошади! Нет уж, дудки! Пусть ее тут хоть поедом едят, никуда она не уедет.

– Валь, а Валь, – запинаясь и краснея от важности просьбы начала Марина. – А можно… Сейчас… А пошли сейчас к лошадям, – выговорила она наконец.

– Завтра, мышь. Мы ведь их уже покормили и конюшню заперли. Идти сейчас, свет зажигать, они нервничать будут. Потерпи до завтра, хорошо?

– Хорошо, – покорно согласилась Марина, заметно сникая. Навалилась вдруг усталость, захотелось спать, и пускай поскорее завтра! Марина зевнула.

– Ты чего это? Опять спать пойдешь раньше всех? До ужина еще жить и жить, а она уже зевает.

– Устала я что-то, людей тут у вас много очень.

– Это правда. Чего-чего, а людей тут хватает.

И снова, неслышно, как в прошлый раз, словно пройдя сквозь стену, перед ними возникла Алена.