Воровато оглянувшись, Марина села на вертящийся стул, нажала на демпфер и вполголоса заиграла. Она не очень-то хорошо играла, вообще давно к клавишам не прикасалась, но тут, когда такой красавец стоит прямо перед носом – тут уж как удержишься?

Слушать, впрочем, все-таки было можно. Во всяком случае, закончив, Марина убедилась, что, несмотря на демпфер, послушать ее пришли, да что там, слетелись на звуки музыки, как бабочки на огонь. Более того, на окруживших ее лицах нарисовано было явное желание слушать дальше.

Оглядевшись, Марина не без удовольствия отметила присутствие Валерьяна с Соней на руках. Чуть поодаль, опершись о подоконник и покусывая кончик косы, стояла Джейн. У самых дверей, изо всех сил стараясь не шуметь, застыли Кит с близнецами, за их спинами, практически уже за дверью, угадывался Димыч. Видно его не было, но заговорил он, тем не менее, первым.

– Ты хорошо играешь, – сказал он. – Еще что-нибудь сыграй.

– А ты петь умеешь? – спросила Соня. – Лучше спой нам песенку.

– Песенку? – Марина засмеялась. Ей стало неожиданно весело, как будто все печали и тревоги отступили, стоило ей почувствовать хоть в чем-нибудь над кем-нибудь превосходство, пусть даже в такой скверной игре – зато на таком роскошном рояле! – и пусть даже над такими совсем еще маленькими детьми. Все равно, они ведь были здесь у себя дома, и потому были здесь, конечно, главнее Марины, да они этого и не скрывали. А вот зато играть они не умели. Совсем-совсем. Хотя бы даже так, как Марина. И она запела. Сперва спела Соне про розового слона, потом Димычу про трех танкистов, напоследок близнецам, которые попросили что-нибудь по-иностранному, про Билли-Боя.

Валерьян, слушая Марину, все время молчал, и она с грустью заметила, что вообще за весь этот день он еще не сказал ей ни слова – а скоро уже полдня пройдет. Но грусть эта сейчас же отошла, отступила куда-то на дальний план. Марина видела, как блестят глаза у Сони, и вспоминала себя в этом возрасте. В какой восторг она приходила малышкой, когда при ней кто-нибудь играл! Мысль о том, что она, Марина, способна вызвать в ком-то это всепоглощающее, пьянящее чувство восторга, прямо-таки окрыляла Марину и давала ей возможность примириться с такой непреложной и совершенно ужасной истиной, что роли окончательно и бесповоротно переменены.

Отныне и никогда уже не сидеть Марине у кого-то на ручках, не смотреть так восторженно, не слушать так самозабвенно такую, прямо скажем, далеко не самую виртуозную игру. Да ведь оно не важно, какая игра! Важно лишь то, что играют не где-то там, в мертвом безвременьи кассет или дисков, а прямо при тебе, здесь и сейчас.

Марина допела и доиграла близнецам на бис "Hello, Dolly", и, едва успел отзвучать последний аккорд, как над самым ее ухом раздалось:

– Браво! Ай, браво!

Мгновенно вся сжавшись, Марина испуганно обернулась. У нее за спиной стояла Алена.

– А я и не знала, что ты играешь! Валька, а ты почему не рассказывал?

– А я и сам не знал, – признался Валерьян.

– Эх, ты! Ну, будет кому теперь играть с Ольгой в четыре руки. А то я к этому бегемоту со школы не подхожу. Одно время как-то на гитаре больше, а теперь и вовсе забросила. Руки как-то не доходят.

Алена как-то не слишком натурально вздохнула и вышла так же бесшумно, как и вошла.

– Сыграй еще что-нибудь, Марина! – попросила Соня.

Марина улыбнулась.

– В другой раз, маленькая! – И – была не была – сама первая заговорила с Валерьяном.

– Ну, а ты где бродишь все утро?

– А что? – настороженно ответил Валерьян.

– А то! – в тон ему отозвалась Марина. – Бросил меня на съеденье здешним тиграм, а сам исчез.