Марина отложила письмо в сторону, зевнула и принялась за уроки. Предстояло еще переворошить гору книг. Фунтик удобно устроился у нее на ноге, и время от времени она легонько поглаживала его по голове большим пальцем.

И тут, как-то вдруг, неожиданно наступила зима – злая, холодная и абсолютно бесснежная. Марине приходилось прятать руки глубоко в рукава – перчатки у нее почему-то все время терялись, – ежиться и горбиться, а передвигаться по возможности перебежками – то короткими, то длинными, в зависимости от количества набранного в легкие воздуха. И все-таки мерзла она ужасно. Марине было холодно, холодно и еще раз холодно. К тому же и Валерьян в последнее время почти перестал звонить. А Марине его так не хватало! Она пробовала звонить сама, но никто почему-то не подходил. Наверное, Валерьян куда-то уехал, а бабушка не слышала телефона.

По утрам Марина уходила в школу, днем возвращалась, учила уроки, уроков бывало много, и ей еще приходилось зубрить билеты к письменным экзаменам. Маме по дому она тоже вдруг принялась помогать – мыла полы, со сдержанной яростью колотя по ним шваброй, вытирала пыль, нещадно роняя всякие безделушки, которые почему-то при этом совсем не всегда разбивались. Впрочем, что ж тут странного? На полу ведь у них лежал ковер.

А в свободные часы Марина бесцельно бродила по дому, выискивала пятый угол, и без конца спрашивала себя, что, что, собственно, такого произошло. Ведь, став женщиной, Марина ни в чем особенно не переменилась, ни внутренне, ни, тем более, внешне. Изменился, разве что, размер лифчика, да и то это произошло совсем недавно – недели, может, полторы-две назад.

И примерно тогда же ее любимые, особо узкие джинсы неожиданно оказались ей особо узки. "Толстею что-то", – подумала тогда Марина, мысленно поперебирала диеты, ни на одной как-то не остановилась и махнула на это рукой.

Прошел еще, по крайней мере, месяц, прежде чем в голову ей пришла, наконец, мысль о наиболее естественной причине всех этих перемен. Почему-то такая возможность ни разу не приходила ей в голову. С кем угодно, казалось, могло такое случиться, только не с ней. А почему, собственно? Цикл-то у нее всегда был с выкрутасами, наверное, просто не установился еще, и потому такая даже вещь, как пропуск целого месяца, не показалась чем-то из ряда вон выходящим. Однако теперь, сложив два и два и получив соответственно, Марина уныло покачала головой и отправилась в женскую консультацию.

Врач с ее участка повышал квалификацию на каких-то курсах, но акушерка, ведущая вместо него прием, немедленно и с готовностью подтвердила Маринины опасения и от себя добавила, что времени на принятие каких-либо решений у Марины почти что нет – от силы недели три и не больше. "Что ж так поздно спохватилась, милочка?" Еще акушерка сказала, что в таких случаях положено извещать родителей, раз Марина несовершеннолетняя, но поскольку врача нет, сама она этого делать не будет, а вот как врач вернется, так он сам и позвонит.

Общее чувство тоски и какого-то отупения, не покидавшее Марину весь последний месяц, не покинуло ее и теперь, после сделанного открытия. Однако надо же было и в самом деле что-то решать!

В таком вот именно настроении ехала Марина в гости к неожиданно – будто что почуял, гад! – вызвонившему ее Валерьяну. Почти весь этот месяц он ей не звонил – ну правильно, он ведь и всегда был человек занятой.

Подойдя к Валерьяновой двери, Марина храбро надавила кнопку звонка. Она-то уж имела на это право! Так ей, по крайней мере, казалось.

Однако дверь открыли далеко не сразу. Марина успела надавить на кнопку по крайней мере трижды, пока наконец не щелкнул замок и на пороге не появился заспанный Валерьян. Взгляд, которым он уставился на Марину, был полон недоумения. Он словно бы гадал про себя: "И как это она тут оказалась?"