…И опять я прерву увлекательное, как библейские сказки, повествование Хазина, чтобы пояснить его мысль про великого экономиста Григорьева. Олега Григорьева я знаю. И не могу не знать, ибо последний сидит рядом, поскольку является завсегдатаем кружка «у Магомета» и большим любителем социализма. Олег Григорьев тоже наркоман (много курит), тоже выступает за запрет наркотиков (кроме того, на котором сидит) и рассуждает за экономику. Теория его неплоха, надо сказать, но не оригинальна. Я слышал ее в ином изложении от разных людей. А состоит она в следующем, если вкратце: технологические зоны могут существовать только в режиме постоянного расширения, иначе наступает кризис. Поясню…

То, что живые эволюционирующие системы могут существовать только в режиме экспансии, является мыслью тривиальной. Вы могли узнать ее из учебников биологии или из моей книги «Апгрейд обезьяны»[6]. Экспансия для конкурирующих сложных систем есть просто способ существования, обеспечивающий выживание. Потому что застой означает смерть – реальную или эволюционную.

Капиталист не может не думать о расширении производства, иначе его сожрут. Если я как производитель, например, печек СВЧ решу для себя, что с сегодняшнего дня я прекращаю расширять производство, поскольку мне достаточно того, что есть, завтра меня не будет – я разорюсь. Ну хотя бы потому, что чем больше выпуск продукции, тем ниже ее себестоимость, этот факт известен даже неэкономистам. Соответственно, меня за счет более низкой себестоимости просто вытеснят с рынка конкуренты. Если я заторможу развитие, я не смогу покупать патенты, внедрять инновации… В общем, выживать можно только в гонке. Метафора о прыжках со льдины на льдину знакома моим постоянным читателям по упомянутой бессмертной книге. Картина скачущего по плывущим вертким льдинам человека, остановиться для которого значит умереть, ярка и понятна. А нас между тем постоянно тянут остановиться и успокоиться в тихом и славном деревенском житье, в чем вы очень скоро сами убедитесь – еще не успеет рассеяться сизый дым хазинской сигареты.

Кстати, сразу даю и следствие из вышесказанного: сказки Римского клуба и прочих зеленых социалистов типа «гринписовцев» или патриархальных традиционалистов вроде мэра Москвы Лужкова, выступающего против генно-модифицированной продукции на наших прилавках, а также мифы о чинном житии «в равновесии с природой» и «экономном расходовании ресурсов» есть не что иное, как пораженческие разговорчики. Которые до добра не доведут…

Так вот, продолжу мысль моих собеседников: когда разные технологические зоны сталкиваются друг с другом в своем расширении, в них начинается кризис, потому что прекращается рост. В конце XIX века столкнулись три технологических центра – Британия, Германия и США. Дело закончилось Первой мировой войной, которая всех противоречий не разрешила. После Второй мировой войны в мире осталось всего два центра – США и СССР. Они начали расширяться и столкнулись в конце шестидесятых, что и завершилось кризисом – экономическим и политическим (Карибский кризис). В СССР, как небезосновательно полагает Григорьев, начиная с шестидесятых тоже был экономический кризис. Просто в силу планового хозяйства он протекал не так быстро. Строго говоря, падали обе страны, и хазинские слова о том, что СССР в семидесятые выиграл гонку, означают только то, что он падал медленнее.

– Теперь США одни на планете, – развивает Хазин григорьевскую идею. – То есть остался всего один центр, который после падения СССР освоил все. Земной шар кончился, больше некуда расширяться! В этом смысле нынешний кризис планетарный и предельный, обычными методами его разрешить нельзя. Это значит, что та экономическая модель научно-технического прогресса, которая была запущена в XVI веке, завершилась, полностью исчерпав себя.