– Выпей!
К этому моменту я реально уже хотел чего-то выпить, так как из-за брынзы был полнейший сушняк, и мучила жажда. Поэтому я принял этот странный дар от профессора.
– Молодец! – громко сказал он после этого.
Далее Павлов достал из ящика стола помидорку, протёр её об свой грязный и сальный пиджак. И протянул её мне:
– Скушай!
Я безропотно выполнял все указания профессора. Я пытался найти в них что-то тайное и глубинное. Мы ещё минут 20 сидели в его кабинете. Пили по очереди тёмное пиво, разговаривали о жизни, о будущем, о роли человека в своей собственной судьбе. Павлов давал мне реально полезные советы. Я уже мечтал реализовывать их на практике.
– Размышления о смыслах закономерно углубляют нас в детали. Мы вторгаемся в загадочный мир происхождения всего сущего на Земле, а может и не только, – сказал в конце профессор Павлов.
Эти слова мне особенно запомнились. Этот человек видел мир по-иному. Под совершенно другим углом. Возможно, только он на Земле и знал реальный выход из чертогов смыслов.
Я почти каждый день стал посещать это место. Здесь меня всегда ждали старые добрые друзья Рамзан и Дедушка Николай, которые расхваливали свою брынзу новым покупателям. Я с превеликим удовольствием подключался их вечным беседам о пользе брынзы. У меня в кармане были свои железные аргументы. И очень часто новички приобретали именно мою любимую кремовую козью брынзу.
Здесь я нашёл новый мир, обрёл новых друзей, с которыми помимо любимой брынзы можно было поговорить и о более серьёзных вещах.
А в конце дня я всегда шёл в Чертоги Смысла и присоединялся там к новым и старым друзьям, которые, как и я понимали всё без лишних слов.
Съешь же ещё этой мягкой матушкиной брынзы
Матушка любила потчевать своих сыновей. К приходу Рамзана всегда на стол подавалась его любимейшая брынза.
– Съешь же ещё этой мягкой матушкиной брынзы, – причитала она.
– Не, мам. Всё! Хватит!
– Нет, не всё, – и в этот момент матушка положила в его тарелку ещё немного мяса по-французски с брынзой.
– Я же лопну, мам!
– Пришёл сюда, значит ешь!
Рамзан уныло посмотрел на тарелку, взял вилку и продолжил свою обеденную трапезу.
– И что там говорят в ваших столицах?
– Я же замкадыш, мам!
– И что? Мне деревенской на это наплевать. Ты у меня всегда будешь столичной штучкой.
– Ничего не говорят. Зарплату не платят, скоро придётся опять за два рубля народ обманывать.
Матушка от таких разговоров сильно побледнела, но через какое-то время кое-как намазала прилипающую брынзу на хлеб и отнесла сыну.
– Ешь! – решительно сказала она опять.
– Не могу, в рот уже не влазит…
– Ешь, сынок, брынзу, ешь!
– А что слышно про дядю твоего Курбана? Пропал что-то совсем.
– На войну уехал.
– А с кем воюем? – спросила удивлённо матушка.
– Я в политических вопросах тоже не шибко силён. С кем-то… Враги, мам, есть везде и всюду!
– Да, ладно?
– Сейчас даже любая кухарка может устроить дворцовый переворот или учудить что-то паршивое.
Матушка тем временем уже изготовила второй бутербродик с брынзой и собственноручно начала запихивать его в рот сына.
– Я.. ж..е мо-гу по-да-ви-ться, – еле выговорил он.
– Ешь сынок, брынзу, ешь! Она для тебя жизненно необходима.
– Сколько ещё мне надо терпеть это чёртовой брынзы?
– Съешь этот бутербродик. Потом решим, что делать с оставшимся килограммом брынзы в моём холодильнике.
Рамзан начал ощущать боли в животе, чувство рвоты постепенно надвигалось на всё его размашистое тело. Образ матушки в двух метрах от него постепенно размывался…
На третий день были похороны. Приехала вся родня, даже дядя Курбан откуда-то объявился. Матушка после этого так и не смогла прийти в себя и через какое-то время её тоже не стало.