По дороге к воротам – к выходу, а закрыта она полностью виноградником и проходит в его прохладе, – становится грустно вам, и предательски нашептывает любопытство – может еще что было там, может вернуться… но сил нет… знай вы раньше… возьми вы воды… не потащись вы с парома на восходе критского солнца… Выйдя к воротам, вы видите тысячи туристов, выстроившиеся в неровные уродливо-уставшие змейки в ожидании войти в Кносс-град… и понимаете вы – зная о часах открытия и приехав чуть позже, или – как загадали на будущее – до заката солнца, – судьба ваша – в часах стояния в чреве змеином… и вполне удовлетворенно покидаете вы уже Кносс-Кноссос – ведь только воды глотков пять отделяло вас от осмотра бОльшего, но и так – вполне вы счастливы – ведь в зале с дельфинами дворца Кносса вы побывали… почти…
Покинув город древний, тут же попадаете в безправильный хаос веселых в движении своем ничем не ограниченном – всех видов средств колесных. Гудит Крит вам навстречу, кричит диалектом жужжащим, – и вы почти уже знаете правила вождения, и почти уже получается у вас не пропускать ожидающую возможность счастья выехать на дорогу главную с второстепенной машинку, и почти получается нагудеть на пешехода, пытающегося не умереть между колесными… уже почти… а в душе очень вам гордо и комфортно – правила поведения на дороге почти освоены и какая она – древняя цивилизация Крита тоже теперь знаете… вот только жаль, что в русском языке потерялся из названия целый слог… и без слога этого – некрасиво так – Кносс… и все… словно, чего-то не хватает… воды, наверное…
Дни критские – больничные…
Для туристов категорий вышеназванных, то есть – обычных целями посещения острова – «Крит посмотреть», – счастьем, несомненно, – посещение больницы не является пунктом программным. Жизнь же такова, что некоторые из радостых них – приехавших за отдыхом и наслаждением видом и историей, все же – в заведение сие грустное – попадают. Мы же, ехавшие именно с целью выздоровления, – вычитали до приезда, что клиника университета критского – место уникальное. Вылечивают в ней людей, потерявших надежду – видеть, слышать, обзавестись семьей с тремя детьми, да и – выжить в хвори, представляя собой не больницу в понимании обычном, а и – центр исследовательский, с врачами, ежедневно работающими над созданием приборов, техник, – во имя людей, что – по временам нынешнем – редкость великая. По всему миру подобные центры создаются и существуют во имя получения прибылей великих, врачи трудятся – большей частью там, – где пошло больше платят. В университетской клинике острова Крита, с названием «Пагни» – врачи в званиях и профессоров, осматривают пациентов по три раза на дню, вы можете увидеть их в десять вечера, после нескольких операций и осмотров пациентов, лекций студентам – бегающих по коридорам – в поисках пациента особенно тяжелого случая – в попытке осмотреть такового. Больница, – и факт сей есть общеизвестный, – место, где ежесуточные трагедии судеб – привычны. Но случаются в заведении данном, – как и во всей нашей жизни, а, находясь в палате, где пациенты меняются ежедневно, а то – и ежечасно, (вас, непременно, чувство, что перед вами сменяют друг друга книги чужих судеб, – посетит), – и ситуации курьезные. Не столь курьезные по глобальности своей необычности, как история Бенджамина Баттона, не истории – длиною в жизнь, – просто смешные, порой, удивляющие, – но, так или иначе, – заставляющие болезных обитателей и их нервных родственников на несколько минут забыть о своих болях и несчастиях.
В первую для нас ночь возлежания на четырехколесных монстрах – кроватях университетской больницы Крита, объявлена она была дежурной. Отделение офтальмологии… С палатой – традиционно жизнью – сново повезло неведанно – дверь палаты зеркально отражается в двери приемного покоя, которую никогда и никто не закрывает. Одинадцать вечера. Больные, с залепленным в одиночество глазом, пиная неприличными словами систему, по которой телевизоры палатные работают самое большее два часа, – медленно и нехотя разбредаются по своим кельям. Курящие, либо – более везучие родственниками любящими, все вместе переливаются шелестящим потоком на галлерейный балкон. Одинокие и верящие во вред сигарет укладываются в нечто неудобное на колесиках, и уже приступают к попытке уснуть. К двенадцати тридцати времени критского-ночного и курящие, и противники сего действа, одинокие плейбои и престарелые многоженцы, успокоившись долей своей, принимаются посапывать в полусне, иль медведями в берлогах глубокого забытья.