К выводу о невозможности сведения художественного произведения к какой-либо абстракции приходит и А. Горнфельд:
«На вопрос, какой внутренний смысл, какая идея этого поэтического произведения, мы ответим, что если эту идею можно было исчерпать в форме единой абстракции, поэтической мысли здесь не было бы применения; здесь были бы невозможны художественные пути познания, не нужны образы, символы, иносказание» (1, с. 6).
Негативное отношение к всякого рода попыткам определять основную идею мы встречаем и в философии искусства. Так, русский философ И. Ильин пишет:
«Спросите художника, что это такое он создал, или что же это он, собственно, „хотел выразить“? И он ответит вам строго и холодно: „смотрите!“ или „слушайте!“ <…> Вы видели и слышали его создание? И после этого вы ещё спрашиваете? <…> это или неудача художника, или неумение слушателя, или то и другое сразу. Но нельзя же требовать от художника, чтобы он рассказывал на языке постыло-обыденных, рассудочно-затёртых, прозаически-мёртвых слов то, чему вы не сумели внять в прорекшихся глаголах его искусства» (2, с. 56).
А. Шопенгаэур по данному вопросу высказывается следующим образом:
«Признаком неподлинности художественного произведения, т. е. его возникновения из простых понятий, служит то, что его создатель ещё до создания самого произведения может совершенно точно и ясно рассказать, что именно он хочет изобразить. Если это так, то он полностью достигает своей цели на словах, и непонятно, зачем тогда нужно само художественное творчество? Именно поэтому столь же недостойно, сколь и нелепо пытаться, как это нередко бывает в наши дни, сводить то или другое художественное произведение Шекспира или Гёте к какой-нибудь абстрактной истине, выражающей будто бы его цель» (10, с. 523).
Таким образом, мы видим как со стороны писателей, так и философов некоторое единство во мнении об ошибочности определения сверхзадачи произведения.
Но не будем торопиться с выводами. Ведь приступая к созданию произведения, ничто не мешает автору в качестве отправной точки всё же брать какую-то изначальную идею, от которой он будет отталкиваться. Однако это вовсе не значит, что данная идея руководит им в ходе всей работы. Если при написании краткого произведения и возможно от начала и до конца сохранять определённую идею, то при работе над крупным произведением автор может вообще позабыть про эту отправную точку. И в ходе долгой, порой многолетней работы непременно возникнут новые идеи, которые он также будет реализовывать. И результат смешения различных идей непредсказуем… Работа над литературным произведением – это творчество, и путь, по которому оно пойдёт, заранее предугадать нельзя. Станиславский сравнивал основную идею с зерном, из которого вырастает произведение. Это хорошее сравнение, но только сам Станиславский его не понял. Прорастая, само зерно погибает, точно также и основная идея – она даёт толчок к созданию произведения, но в процессе этого создания уже гибнет сама. В этом смысле поиск идеи, из которой выросло произведение, – это попытка выявить то, чего уже давно нет, что множество раз трансформировалось, утратив свой первоначальный смысл.
А вот основную идею конечного варианта произведения, автор вполне может и не осознавать. Но что это за идея? В человеческих отношениях, да и вообще в жизни существуют определённые закономерности – достаточно сказать, что они фиксируются в пословицах, поговорках, изречениях. Однако голая мысль, высказанная в виде короткого изречения, всегда является незавершённой и для своего понимания требует иллюстрации. Неудивительно, что люди находят эти иллюстрации в художественных произведениях. Если писатель глубоко чувствует какие-то жизненные закономерности, то он непременно отобразит их в своём произведении – не обязательно сознательно, это может быть и бессознательно. Возможно, что одна из этих закономерностей выйдет на первый план, и её многие будут считать основной идеей, хотя сознательно автором эта идея, вполне может быть, и не проводилась.