Эрни побледнел, думая, что старик снова уйдет, однако тот решил больше не рисковать. Рыбка была почти вытащена из воды.

– Хорошо, пусть будет двести пятьдесят, – снизошел Лебэй.

Он взглянул в мою сторону, и мы поняли друг друга: он ненавидел меня, а я – его.

К моему все возраставшему ужасу, Эрни достал бумажник и начал рыться в нем. Мы трое молчали. Лебэй наблюдал. Я отвернулся и стал смотреть на маленького парнишку, который старательно пытался покончить с собой при помощи красно-зеленого скейтборда. Где-то лаяла собака. У меня осталась только одна надежда на то, что Эрни выберется из этого кошмара: был день перед получкой. Через двадцать четыре часа его лихорадка могла пройти.

Когда я снова повернулся к ним, Эрни и Лебэй разглядывали две пятидолларовые и шесть долларовых бумажек – больше у них ничего не было.

– Как насчет чека? – спросил Эрни.

Лебэй одарил его сухой улыбкой и ничего не ответил.

– Это хороший чек, – запротестовал Эрни.

Он был прав. Все лето мы вкалывали у «Хардсон бразерс», нанявших нас на строительство шоссе I-376, – жители окрестностей Питсбурга уже не думали, что это строительство когда-нибудь закончится. Брэд Джефрис, работавший там мастером, согласился взять Эрни на место сигнальщика, но иногда давал ему и более тяжелые работы. За три месяца Эрни получил достаточно денег, а кроме того, частично избавился от своих вулканических наростов. Может быть, в этом ему помог загар.

– Я не сомневаюсь, что это хороший чек, – сказал Лебэй, – но все-таки лучше иметь дело с наличностью. Пойми меня правильно.

Не знаю, как Эрни, но я понял. Оплату чека можно было бы запросто приостановить, если бы по дороге домой у «плимута» отвалилась тяга или взорвался клапан.

– Можете позвонить в банк! – воскликнул Эрни, приходя в отчаяние.

– Нет, уже половина шестого. Банк давно закрыт.

– Пусть это будет задатком, – произнес Эрни, протягивая шестнадцать долларов.

Он выглядел настоящим сумасшедшим. Вряд ли вы поверите незнакомому парню, который обещает вам принести завтра кучу денег. Мне и самому было трудно поверить в это. Однако Ролланд Д.Лебэй ничуть не смутился, и я объяснил это тем, что к своим годам он успел многое повидать. Потом я стал думать, что его излишняя самоуверенность была вызвана совсем другими причинами. Так или иначе, он был склонен проявить себя истинным джентльменом.

– Мне нужно по крайней мере десять процентов, – сказал Лебэй. Рыбка была вытащена из воды, через секунду она оказалась бы в сачке. – Если у меня будет десять процентов, то я подержу ее до завтра.

– Дэннис, – проговорил Эрни, – ты не сможешь одолжить мне девять баксов?

В моем бумажнике было двенадцать, и я не знал, на что их потратить. Тогда у меня еще не было повода тратить все деньги в ресторанах и цветочных магазинах. Я был богат, но одинок.

– Давай отойдем в сторону, – предложил я.

Лебэй нахмурился, но понял, что без моего участия уже не обойдется. Его длинные седые волосы развевались на ветру. Одной рукой он опирался на капот «плимута».

Мы с Эрни вернулись к моему «дастеру» семьдесят пятого года, припаркованному возле обочины. Я положил ладонь на плечо Эрни. Почему-то мне вспомнилось, как мы проводили осенние дождливые дни в его комнате, когда нам было по шесть лет, как смотрели мультики по старому черно-белому телевизору или рисовали карандашами, которые обычно торчали в пустой банке из-под кофе. От этих воспоминаний мне стало грустно и немного страшно. Знаете, иногда мне кажется, что шесть лет – самый оптимальный возраст для человека и поэтому занимает такую небольшую часть жизни.