– Я докажу.

– Надеюсь, – ответил отец, откинувшись в кресле. – Потому что, если она облажается, ты облажаешься вместе с ней. И поверь, я не позволю, чтобы твои ошибки разрушили всё, что я построил.

– Она доказала, что её можно доверять. – не унимался Грегори.

– Не доверяй женщинам.

– И это говорит тот, чью чёрную бухгалтерии более сорока лет вила собственная жена. – усмехнулся Грегори. И тут же вздрогнул от резкого звука.

Отец с размаху долбанул тростью по массивному столу из чёрного дерева.

– Не дерзи мне, мальчишка! Твоя мать была из нашего круга. Её семья была влиятельной. А твоя куколка из какой дыры вылезла? Я тебя предупредил, если она облажается… – Старик стал задыхаться от собственного гнева и поедающей изнутри болезни.

– Я всё понял.

Грегори изобразил смирение, хотя изнутри его переполняла злость и ярость.

«Когда ты уже сдохнешь!» – подумал Грегори.

Он молча вышел из кабинета, оставив отца одного в его властной и болезненной тишине.

Отец Грегори, Габриэль Лефевр был человеком, чьё имя в определённых кругах произносили с трепетом и страхом. За десятилетия он превратил клуб в нечто большее, чем просто место для развлечений: это был центр теневых сделок, символ власти и интриг.

Габриэль – властный и хладнокровный мужчина, привыкший, чтобы всё шло по его воле. Его характер формировался в жёстких условиях, где не было места слабости. Он выстроил своё состояние на жестокой хватке, тонком расчёте и способности видеть чужие слабости. У него с рождения было невероятное чутьё на людей – он словно сканировал их взгляды и интонации, мгновенно определяя, кто врёт, а кто может быть действительно полезен.

С годами Лефевр стал циничным и подозрительным, никому полностью не доверяя, даже своему сыну. Он уже давно воспринимал всех вокруг как фигуры на шахматной доске, которые можно двигать, а при необходимости – жертвовать. Болезнь сделала его ещё более замкнутым и раздражительным, усилив его склонность к мрачным размышлениям и тирании.

Внешне Габриэль производил впечатление некогда могучего мужчины, которого постепенно разрушает болезнь. Его лицо было испещрено глубокими морщинами, напоминающими следы времени и жизненных решений. Высокие скулы и острый подбородок делали его черты резкими и запоминающимися. Волосы, почти полностью седые, всегда аккуратно были зачёсаны назад. Его серые глаза, холодные и пронизывающие, будто видели насквозь любого собеседника.

Несмотря на ослабевшее тело, Габриэль держался с невероятным достоинством. В его позе всегда был намёк на былую силу. На встречах он всегда сидел выпрямившись, лишь слегка опираясь на массивные подлокотники своего кресла. Его костюм – всегда классический с идеальной посадкой, дополненный жилетом часто винного цвета. На мизинце правой руки кольцо с рубином, который обвивает змея, кусающая свой хвост. Символ на рубине – греческая буква Омега – понятный лишь избранным.

Габриэль Лефевр был воплощением ледяного расчёта, власти и жестокости. Даже его слабость – болезнь – не делала его менее устрашающим. Он словно говорил каждому своим взглядом: «Я управляю не только своим бизнесом, но и твоей судьбой». Чаще всего так и было.

Габриэль с трудом поднялся со своего кресла и подошёл к небольшому зеркалу в углу кабинета. Он пристально посмотрел на себя. На своё уставшее лицо. Он сомневался. Его сын мог вести бизнес. Но было ещё кое-что. То чём Грегори ещё не знал. А Габриэль не был уверен, что сын готов переступить этот порог и узнать об ещё одной грани их семейных тайн и традиций.

– А кто ещё? – произнёс Габриэль Лефевр вслух, задавая вопрос своему отражению.