Недурственная сумма получается. До последнего времени мне удавалось прожить на шесть-семь.

– Под какие проценты? – поинтересовался я.

Вендель не ростовщик, в их среде суживать деньги под проценты – занятие крайне неуважительное. Но, как ни странно, от моего вопроса он даже не поморщился.

– Без всяких процентов, – ответил он. – Тебе вообще не понадобится ничего возвращать. Кроме того, я помогу тебе сделать карьеру. Думаю, тебе будет интересно заняться политикой, – безапелляционно заявил Вендель.

Вот оно что! Отец у меня родом из разночинцев и наверх пробился благодаря уму и личным качествам. Но у мамы родословная ведет начало едва ли не от Сотворения мира. И моя кандидатура устроит всех – и плебс, и тех, чьи предки заседают в парламенте веками.

Хитро задумано, господин Вендель. И на перспективу. Ручной политик. Не сомневаюсь – он делал подобные предложения не только мне, и со временем из зерен вырастет неплохой урожай, коль скоро самому Венделю дорога наверх закрыта.

«Интересно, отказался ли хоть кто-нибудь?»

Я смотрел на собеседника, который любовался выпущенными изо рта аккуратными колечками табачного дыма. Да он мастер! Целых восемь штук.

Наверное, я смогу сделать неплохую карьеру в армии. Да что там: со временем наверняка ее сделаю. Вот только мне совсем не нравится один из важнейших постулатов службы: «Для того чтобы научиться командовать, научись подчиняться». Подчиняться я не люблю. И слишком ценю свободу, которую сейчас пытаются купить.

– Мне необходимо подумать.

Слова мои означали отказ, и Вендель это понимал.

– Любишь пасьянсы? – неожиданно спросил он.

Люблю ли я пасьянсы? Скорее нет, чем да. Одно время мы с сестрой очень ими увлекались. Все было тогда хорошо. С кухни тянуло чем-то вкусным, мы с Изабель яростно спорили, какую карту куда лучше положить, и замолкали лишь тогда, когда в дверях с укоризненным видом появлялась мама, просившая не шуметь, ведь в кабинете работал отец. Теперь мне совсем не до карт. Но на всякий случай я кивнул.

– Тогда ты должен знать, как важно иной раз положить карту правильно. Один неверный ход – и все, можно начинать сначала, пасьянс никогда уже не сложится. Так вот: сейчас ты кладешь ее неправильно.

Я молчал.

– Я тут подумал, Флойд… А если мои парни узнают, что Бригс со своими людьми нарвался на засаду в банке по той причине, что полицию предупредил один знакомый нам обоим человек?

Как будто б и не прямой шантаж, всего лишь размышления вслух. Но как иначе назвать его слова?

– Мне необходимо подумать, – повторил я. – Так я пойду, господин Вендель?

И, не дожидаясь ответа, я поднялся на ноги. Вендель лишь взглянул на меня оценивающе, но промолчал.

Возвращался я без всякой опаски. Если бы что-нибудь должно было случиться, оно бы уже произошло в доме на берегу. Ну а местные обитатели… Идет себе человек, насвистывая веселую мелодию, не бледен, руки не трясутся, не оглядывается назад через каждый шаг. Вон, даже девчонке подмигнул. А значит, он был в доме Венделя гостем, и если его тронуть, неприятностей не оберешься.

И еще я думал о духе. Том, о котором рассказывал Винсент. У меня он есть, и я готов умереть в любую секунду. Безусловно, я буду бороться за свою жизнь отчаянно, изо всех сил, до последнего, но умереть готов.

И все же у Сумира Венделя духа больше. И не потому, что он Папа столичного криминала, нет. Я знаю о нем немного, но то, что у него нет ни семьи, ни любимой женщины, – это точно. А у меня – есть, и, опасаюсь, от моего духа ничего не останется, если опасность будет грозить тем, кто мне дорог.

Извозчик, восседавший на козлах пролетки, приглашающе махнул рукой: садись, с ветерком прокачу! Так же, жестом, я отказался: нет у меня денег на подобные излишества. К тому же до линии конки – всего-то полчаса ходьбы. А там заскочу в вагон и еще через час буду в центре, где ждут меня парни. Всем вместе нам предстояло решить, как быть дальше.