– Конечно, хочу, – с легкой обидой отвечает Вадик, и слышит, как закидывает на него горячую ножку Светка, как сваливаются на его живот невозможной теплоты ее крепенькие груди, а мягкие губы настойчиво тычутся в шею, потом в потную волосатую грудь. – Еще как хочу-у… – Голос у него срезается, он вытягивается в струнку, сильными руками сгребая и тиская податливые Светкины плечи.

– А я сегодня как встала с утра к плите, – громко рассказывает Светка, накрывая стол в гостиной, – так до твоего прихода и простояла. Зато такой говяжий язык приготовила – пальчики оближешь… Я вначале его отварила в соленой воде с укропом и лавровым листом, потом обжарила на сливочном масле, потом картошечку-пюре, как ты любишь, приготовила, салат из кальмаров с луком в сметане…А еще одна бабулька мне домашних груздочков принесла, да таких, Вадюша, просто объедение…

Светулька, его родная и несравненная половинка, говорит и говорит, явно наскучавшись одна в пустой квартире, а Вадик, блаженно отвалившись на подушку, возлежит на своем родном диване, смотрит родной телевизор, не вникая ни в смысл, ни в содержание того, что ему показывают по ящику, и чувствует сладостную истому во всем теле. Вот так бы всегда, до скончания веков: в теле – заслуженная усталость, на кухне – любимая жена, в доме – мир и покой. И что еще надо нормальному мужику, любящему и знающему толк в настоящем семейном уюте?

– Вадик, у меня уже все готово, – воркует Светка. – Давай, поднимайся и – к столу…

– Есть – к столу! – бодро реагирует Вадик, легко поднимаясь с дивана. – Ого, Светуля, ты и наготовила! – Вадик чувствует, что зверски проголодался и готов одним махом смести со стола все Светкины съестные припасы. – Свету-уля, – вкрадчиво обращается он к жене, – а как же?..

– Сухой закон, – строго говорит Светка и невозмутимо усаживается напротив обалдевшего от удивления Вадика.

– Как? – выпадает в осадок от этой неожиданной новости Вадик. – Какой закон? Светка – я же приехал!

И у Вадика такой смешной, такой растерянный вид, он так забавно таращит на Светку пронзительно синие, подсвеченные пережитой страстью глаза, что она не выдерживает, громко прыскает в кулак, и с ловкостью заправского фокусника извлекает из-под стола бутылку текилы. Но, прежде чем передать ее Вадику, обиженно надувает губки и капризно спрашивает:

– А подарок, Вадюша? Подарок ты мне из командировки привез?

Вадик с досадой хлопает себя по широкому лбу, вскакивает из-за стола и вихрем летит в прихожую.

– Вот,балда! – покаянно говорит он, и со своей дорожной сумкой садится в кресло. – Извини, Светуля, совсем забыл, – Вадик расстегивает молнию, шарит в сумке рукой, и первое, что ему попадает под руку, кинжал в ножнах, завернутый в газету. Он достает его и кладет на журнальный столик, и лишь затем извлекает плотно упакованный и перевязанный голубой лентой сверток, в котором припрятан скромный подарок – серебряное колечко с янтарным камушком. Это – Светкин камень, она просто тащится от янтаря, и Вадик законно рассчитывает на полный успех своего подарка. Как говорится: хоть и дешево, но – сердито…

– Ой, Вадик, спасибо! – с замиранием сердца принимает подарок Светка. – Какой же ты у меня внимательный, какой добрый…

– А то, – гордо разворачивает плечи Вадик.

Светка нетерпеливо раздирает сверток, достает бархатную красную коробочку, открывает ее, и Вадик с удивлением видит, как вытягивается у нее лицо и непроизвольно открывается рот. Она поднимает полные ужаса глаза и пристально, не мигая, смотрит на ничего не понимающего Вадика.

– Что это? – тихо и зловеще спрашивает Светка, и Вадик замечает, как прыгают ее побелевшие губы.