– Ну, и дальше?

– Тебе не нужно такое знать. Между нами пропасть, пропасть. Я пропал в ней, упал в неё, мне не вылезти. Собаки эти… Там кости просто лежали, понимаешь? Воздух этот пить можно, ложкой черпать.

– Кости собак?

– Да. Чёрт. Сказал же!

– Они что, их убили?

– Да. Не хочу это вспоминать. Они их ели! Вот… В Балашихе такое, бывает такое. И я там жил всю жизнь, к такому привык. А потом тебя встретил. Нам не жить вместе, не смотреть на ночь фильм, не лежать вместе. Я бы хотел, но этого не будет. Пропасть эта.

Чем больше он говорил, тем более стойкое было ощущение иллюзорности происходящего. Мне вспоминались книги латиноамериканских писателей – тягучие, лениво-неспешные, будто бы их рассказывает старая женщина, сидящая с трубкой в кресле-качалке. Жарко, и она периодически проваливается в полудрёму. Затем вновь просыпается и продолжает свой рассказ. Мысли её путаются, она уже плохо разделяет сон и бытие.

– Я думаю, тебе пора пойти сесть на место, скоро приедем. Наверное, на коленях уже синяки. Ты два часа сидишь. У меня болит шея смотреть на тебя всё время сверху вниз. И так уже весь вагон только нас и слушает. Эти твои истории. Напугал меня со своими собаками. Иди, сядь.

Он долго не хотел вставать, всё продолжал что-то говорить, периодически напевая один и тот же мотив. В конце концов пожилая пара, сидевшая напротив, начала активно выражать своё недовольство. Они будто очнулись ото сна, до этого их что-то сдерживало, казалось, они сами были заворожены происходящим. Адаму пришлось подняться и пойти через весь вагон к своим коллегам. Люди усмехались и шушукались, глядя, как этот растрёпанный парень со слезливыми глазами и в грязных джинсах, пошатываясь, идёт к себе. К тому моменту солнце уже спряталось и пошёл ливень. Дождь немилосердно барабанил по окнам, и, казалось, вместе с жарой ушёл и этот сон наяву.

Адам больше не подходил к нам. Поезд доехал до нашего города, мы забрали сумки и вышли на перрон. Вечерний город, залитый огнями, дышал свободно и легко после прошедшего ливня. Я искала глазами Адама, хотела попрощаться с ним, но, так его не увидев, направилась к такси, чтобы раствориться в городской темноте и снова пережить внутри себя странные события этого дня.

Через полгода Адам женился и навсегда поселился в Вильнюсе.

Я чувствовала на себе десятки осторожных, испуганных, ощупывающих, возмущённых, хитрых и внимательных пар глаз.

Погода не задалась. Весь день как из ведра льёт холодный ноябрьский дождь. Пронизывающий ветер пробирается сквозь одежду и своим дыханием остужает до самых костей. Люди на улицах стараются лишний раз не гулять, а быстро-быстро перебегают из машины в магазин или аптеку, особо не задерживаясь на ветру. Те же, кто вынужден куда-то идти или стоять на остановке, пытаются удержать свои зонты, которые ветер постоянно вырывает из рук и выворачивает наизнанку.

Весь день я сижу в гостинице и печатаю новый рассказ. Погода идеально подходит для уютного занятия в тепле отельного номера: дождь стучит по стёклам и ветер ежечасно завывает, а под моими пальцами возникают всё новые слова, предложения и абзацы. Я отключила звук на телефоне, чтобы не отвлекаться, и напряжённо смотрю в экран ноутбука. Ближе к вечеру я наконец понимаю, что на сегодня хватит, сохраняю всё, что напечатала за день, и отправляю другу сообщение. Мы договорились вечером встретиться в баре, чтобы обсудить и его недавнюю поездку в Англию, и мою будущую книгу, и его возможный развод с женой. Я приехала на выходные в его родной город, но остановиться предпочла в отеле. С женой они пока не разошлись, и быть свидетелем их нескончаемых ссор мне не хотелось. Друг быстро отвечает, что всё в силе, и шлёт смайлик-сердечко. Я невольно улыбаюсь и иду собираться.