Грунд подтвердил движением век.

– Профессор, мне нужно знать, кто приказал вам держать эту информацию в секрете и почему.

Во взгляде Ханса Грунда отразилась беспомощность, он облизнул губы, и Сара тут же поднесла к его рту стакан воды с соломинкой. Сделав глоток, профессор продолжил:

– На следующий день после назначения в «Гёустад» мне позвонил какой-то человек, знавший о моей жизни все подробности – о жене, о двоих детях… – Он снова замолчал, будто погрузился в воспоминания.

– И чего этот человек от вас хотел? – поторопила Сара.

– Чтобы я держал пациента Четыре-Восемь-Восемь в изоляции и продолжал делать ему инъекции ЛС-34. Я побоялся спорить.

– Кто поставлял вам ЛС-34?

Ханс Грунд вздохнул:

– Каждый месяц посылку с препаратом приносил простой курьер, отправителя мы не знали. И никто не требовал платы.

Так было еще во времена Олинка, и при мне ничего не изменилось.

– Кто колол ЛС-34 пациенту?

– Кто-нибудь из медперсонала… допущенного в охраняемый сектор…

– Сандвик или Лунде, да?

Профессор опустил и поднял веки.

– Они знали, что это запрещенный препарат? – спросила Сара, взглянув на часы – осталось всего две минуты, а она пока ничего конкретного не добилась.

– Не думаю. Вряд ли их это интересовало. Дело санитаров – выполнять распоряжения врачей.

– Что за опыты вы проводили над пациентом Четыре-Восемь-Восемь?

– В подвальном помещении был загадочный аппарат, к которому я должен был его подключать… с помощью электродов… и выставлять определенные показатели по инструкции… Потом следовала инъекция ЛС-34. Через секунду на бумаге распечатывалась серия… странных значков.

– Значки были похожи на те, которые Четыре-Восемь-Восемь рисовал на стенах палаты? – предположила наугад Сара.

Ей показалось, что Грунд сейчас лишится сознания – он быстро слабел, уже не мог сфокусировать взгляд.

– Не… знаю.

– Вы не пробовали анализировать эти «граффити», профессор? И не задавались вопросом, почему пациент так ожесточенно разрисовывает стены?

Грунд ответил чуть слышным вздохом.

– Олинк Вингерен еще жив? – Сара теперь то и дело посматривала на дверь палаты.

– Да, наверное…

– Почему сейчас вы решились рассказать о шантаже, хотя, вероятно, жизнь ваших детей и жены все еще под угрозой?

– Не знаю… Думаю, больше они ничем не рискуют, потому что я избавился от… всего…

«Морфий в сочетании с желанием искупить вину, – мысленно отметила Сара. – Адская сыворотка правды».

В этот момент в палату ворвалась доктор Хёуг и решительно направилась к кровати. Даже не спросив, закончила ли Сара допрос, она повернула рычажки на капельницах со снотворным. Сара, пользуясь последними секундами, наклонилась к профессору.

– Когда вы активировали взрывной механизм… – начала она.

– Да, – перебил Грунд. – Я знал, что погибнет много людей. Но сделал это, потому что ситуация вышла из-под контроля… Я верующий, инспектор… вы же видели распятие в кабинете… и знаю, что попаду в ад… Но я думал о дочери и о сыне… Я пошел бы на все, чтобы их спасти… и сделал бы это снова… Мои дети… Инспектор… защитите их… – Обожженные веки задрожали и закрылись.

– Спасибо. Вы приняли правильное решение, – сказала Сара врачу.

Та словно и не услышала – ее внимание было приковано к пациенту.

Сара тихо вышла из палаты, полицейский последовал за ней.

– Попросите прислать кого-нибудь вам на смену и отправляйтесь домой, офицер Дорн.

Тот же совет она дала Нильсену, дежурившему в коридоре, и по дороге к выходу позвонила Норберту Гансу, своему временному помощнику, с двумя просьбами: приставить охрану к членам семьи Ханса Грунда и как можно скорее разыскать для нее адрес и номер телефона некоего Олинка Вингерена.