– Надо сказать, что идея о концепции, исходила именно от адвокатов хозяина. У них это официальная правовая позиция, как мы адвокаты говорим.

–А у защиты генеральных – у вас какая должна быть официальная правовая позиция, как вы изволите говорить? – спросила Чайка.

– Откровенно?

– Конечно, откровенно, мы здесь все свои и нам интересно знать все.

– Если говорить откровенно, генеральным выгодно будет, если их признают подписантами.

– Что это за подписанты?

– Ну, есть такой термин. Это те, кто лишь подписывает документы, которые им приносят на подпись, независимо от занимаемой должности.

– То есть как там у классиков: «Я Фунт».

– Это не совсем верно. Фунт сознательно готов был отвечать за других. Сознательно. А у генеральных нет никакого желания отвечать за других.

– Вы хотите сказать, что они могут взбунтоваться?

– Если узнают – могут. Но они у вас в правовом плане практически беспомощны. Ничего не знают. Правда тут есть и другой момент. Это позиция следствия по этому вопросу. Следствие может обосновать все так, что независимо от того знали генеральные о том, что они подписывали, или не знали – они несут ответственность в соответствии с законом.

– Это мы знаем, – сказал Лобов. – Незнание закона не освобождает от ответственности.

– Вот именно. Тут вы совершенно правы.

– А нельзя ли как-нибудь повлиять на эту самую позицию следствия?

– По многим делам это получалось. Но тут дело на контроле у самого нелегала, как говорит дорогой Сэм.

– Я говорил, что он не был нелегалом.

– Ты можешь помолчать? – опять не сдержался Лобов, и к Деревянченко. – И нельзя ничего сделать?

Деревянченко развел руками.

– Стараемся.

– Это, конечно, замечательно, – согласился Лобов. – Но по делу мэра и по тамбовскому мы видим, как концепции иногда рушатся по совершенно непонятным причинам.

– Это верно, – подтвердил Деревянченко. – Самые на первый взгляд верные дела, бывало, кончались катастрофами. Я это по адвокатскому опыту знаю. Поэтому вам следует будоражить всю западную общественность, все СМИ.

– Это мы будоражим, – усмехнулся Лобов. – Вот надеемся на приезд в Россию на восьмерку Буша и прочих лидеров западных стран. Они, конечно, все возмущены преследованием хозяина и считают, что дело носит политический характер. Может быть, навалится весь мир, как говорят на Руси, и выйдет хозяин. Деревянченко – в России, ты Сэм здесь – в Лондоне, другие наши друзья в восьмерке. По ниточке, по ниточке – глядишь что-то и совьется.

– Как говорят на Руси, с миру по нитке – нищему кафтан, – улыбается Тэди.

– Отстал ты здесь, в Лондоне, дорогой Сэм от российской действительности. Теперь в России говорят по-другому: «С миру по нитке – нищему петля».

– Однако, горькие шутки, – говорит Чайка.

– Согласен. Горькие. Ну, пошутили и за дело, дорогие соратники. Или как там у следователей? А, Деревянченко?

– У следователей по делам говорят: «подельники».

– Вот, вот, дорогие подельники. Или еще – братаны.

– Что-то у вас с настроением сегодня, Олег Игоревич.

– Это ты, верно, заметила, Полина Ивановна. Настроение – неважнец.

Гусарский переулок

Я со страхом ждала, чем закончится это мое неповиновение. Но страх влипнуть и оказаться в Матроской Тишине, как Макаровский, был еще сильнее. И вдруг через неделю Федоровна подает мне договор по этому же векселю. Читаю, и там написано, что мы по просьбе «Нафта» даем им отсрочку по выплате по векселю на полгода под те же проценты и, конечно, их письмо на ту же тему. И визы всех подразделений. Я не выдержала и спрашиваю Федоровну:

– Ты читала?

– Ознакомилась. И скажу тебе, Вероника Николаевна, изумлена.