Томас Доу сжал металлически-синие брови, стиснул ими оптические трубки, инкрустированные желтыми и черными кольцами. Направил взгляд на поверхность озерка, где сновали разноцветные рыбки. Взгляд выдавил в озере неглубокую лунку, рыбки прянули в разные стороны. Некоторые из них, оглушенные экстрасенсорным ударом, всплыли на поверхность животами вверх.

– Знатокам русской истории известно, что те давно уже практикуют перенесение координат как метод геополитической и религиозной экспансии. Сначала они пытались перенести в Москву координаты итальянской столицы, назвав Москву Римом. Позднее, при одном знаменитом патриархе, была предпринята попытка перенести в Россию координаты Святой земли, в результате чего под Москвой возник Новый Иерусалим. Топографическая бомба есть прямое продолжение этих усилий, которые и являются внутренним содержанием знаменитой русской идеи. Вам могут показаться странными мои слова, адмирал. Но экипаж «Москвы» подбирался русскими с учетом метафизики русской жизни. Все эти люди, двести человек экипажа, обладают свойством, которое на старомодном языке зовется святостью. Их присутствие на лодке обеспечивает мистическую компоненту топографической бомбы. Само их пребывание в составе русского населения, которое деградирует, вырождается, лишено национального духа, является для нас, американцев, непреодолимой преградой в деле покорения России. Преградой, устранить которую могут лишь радикальные средства. Персональное изучение экипажа «Москвы» позволяет утверждать, что среди них присутствуют люди с нетривиальными свойствами. Многие из них готовы игнорировать смерть. Другие религиозно верят в Россию. А находящийся среди них акустик, капитан-лейтенант Плужников, понимает язык рыб, добывая с их помощью информацию о наших подводных и надводных кораблях, удаленных на тысячу километров.

– Весьма возможно, сэр, – холодно заметил адмирал, подчеркивая своей отстраненной любезностью степень презрения к праздной болтовне карьериста из разведывательного ведомства. – В таком случае, сэр, нам приходится радоваться, что мы наконец оторвались от столь опасного объекта. Остается уповать на рачков и креветок, язык которых еще не расшифрован русским акустиком. Это позволит нам увеличить дистанцию.

– Не обольщайтесь, адмирал. Мы сейчас подойдем к карте, и я покажу вам пункт, куда вы направите «Колорадо». Это район применения русскими топографической бомбы, где они оказываются каждый раз для отработки учебных пусков. Точка опоры, куда они хотят поместить «Рычаг Архимеда». Когда мы зафиксируем их присутствие, я вскрою конверт и зачитаю вам приказ Президента. Понятно ли я изъясняюсь? – Томас Доу направил мерцающие трубки в зрачки Грайдеру. Впрыснул жгучий пучок лучей.

Тот почувствовал, как сгорела часть его сетчатки и глаза затмили лиловые бельма.

Томас Доу перевел взор на летающих бабочек. Стал мягко водить бровями, вращать черно-желтыми хрустальными окулярами, словно вытачивал в воздухе невидимый желоб. От тропической листвы и цветов – к белоснежному мундиру адмирала. Бабочки, повинуясь таинственной воле, разом вспорхнули. Потянулись в желоб, увлекаемые магнитом. Усеяли парадный мундир адмирала. Нежно-голубые, изумрудно-зеленые, огненно-алые, покрыли грудь, рукава и плечи. Сквозь этот волшебный покров стали почти неразличимы золотые позументы и орден «Пурпурное сердце», полученный адмиралом за поход на субмарине вокруг земного шара.

Командир «Москвы» не покидал центральный пост. Уверенно вел крейсер к полюсу, где на соленой поверхности недвижно покоился купол льда, над которым, окруженная голубой дымкой, среди разноцветных миров, восхитительно сияла Полярная звезда. Командир чувствовал свою лодку как огромную живую махину, где был драгоценен каждый лепесток серебряной клеммы, всякая прихотливо изогнутая медная трубка, где чувствительные кнопки и стрелки, послушные валы и колеса, бессчетные электронные всплески, гулявшие в непомерном объеме лодки, поджигали экраны, приводили в движение накаленные стержни урана, вдували воздух в цистерны, посекундно ощупывали дремлющие остроносые ракеты и толстолобые торпеды.