– Ух, ты! Золото! Красивенькое! – даже измазанная в болотной грязи и связанная с головы до ног Ядвига оставалась женщиной – любопытной и жадной до блестящих побрякушек.

Добжинец тоже не сдержался.

– Что ж ты нам-то ничего не сказывал о своем богатстве, а Вацлав? – в голосе рыцаря-разбойника слышался упрек и детская обида. – Нехорошо это, не по-товарищески – тайком носить золото в поясе. Или хранил его до последнего, а теперь надеешься выкупить у идолопоклонников свою жалкую жизнь?

– Умолкни, Освальд, – грубо оборвал поляка Бурцев. – Это не простое золото. Оно может сейчас спасти всех нас, если ты не будешь мне мешать.

Освальд обиженно хмыкнул. Отвернулся.

– Золотая пайзца?!

Кочевник в шлеме побледнел. Его архаровцы тоже притихли. В благоговейном почтении татары разглядывали блестящую пластину с ладонь величиной. На первый взгляд ничего примечательного: плоский овальный слиток с дыркой и утолщенными краями. Выгравированный на благородном металле сокол в полете, орнамент и письмена – тоже не шедевр ювелирного искусства. Однако эта грубая работа по золоту ввергла воинов степи в состояние ступора.

– Откуда она у тебя? – хрипло выдавил предводитель кочевников.

– От непобедимого Кхайду-хана, внука великого Темучина. Слыхал про такого?

– Ты посланник хана Кхайду?

Узкие глаза азиатов становились все шире.

– Я его друг. А люди, которые сопровождают меня – мои друзья. Так что делайте выводы…

Выводы татары сделали быстро.

– Их нельзя убивать, Кербет, – твердо заявил Юлдус. – У них золотая пайзца хана Кхайду – того самого, что разбил польские и тевтонские отряды в Силезском улусе.

Кербет нахмурился.

– Они могли просто захватить это золото у какого-нибудь ханского военачальника, а теперь морочат нам голову.

– Золотую пайзцу захватить непросто. Двум воинам, старику и женщине такое не под силу…

Татарин говорил убежденно и спокойно. Он не хотел конфликта, но, судя по медленно выползавшей из кривых ножен полоске обнаженной стали, готов был драться в случае необходимости. Взялись за сабли и другие кочевники.

– Да, возможно, эти люди лгут и тогда смерть их будет страшна. Но до тех пор, пока я не узнаю этого наверняка, все четверо находятся под защитой духа великого хана Темучина. Тот, кто причинит им вред, должен умереть. Не пытайся их убить, Кербет.

– Ты… Смеешь… Мне… Угрожать?

Кавказец вспыхнул. Его ладонь тоже легла на сабельный эфес. Свое оружие он не тянул медленно и демонстративно – вырвал сразу. Рука Кербета дрожала от ярости. Дрожь передавалась на металл. Бурцев отметил, что клинок у горца особый – увенчан граненым штыкообразным острием, вроде мизерикордии фон Берберга. Таким, оружием, наверное, удобно не только рубить с оттягом, но и колоть, разрывая кольчужные звенья.

– Я не хочу с тобой ссориться, иптэш, – миролюбиво улыбнулся татарин.

Кербет молчал. Но дышал тяжело и саблю не прятал. Кербет был зол и другом-иптэшем Юлдуса сейчас явно не считал.

– Ребята, уймитесь, – вмешался Бурцев. Теперь он заговорил по-русски. – А то перебьете друг друга, а нас и развязать будет некому. Кто, вообще, у вас тут главный?

И Кербет, и Юлдус в изумлении повернули головы к дерзкому пленнику-полиглоту…

– Воеводой у нас поставлен Домаш Твердиславич, – растерянно пробормотал татарин.

Мягкий стук копыт о снег окончательно разрядил обстановку: в деревню въезжали новые всадники. К поцапавшимся иноземцам спешил воин в богатом облачении.

– Эй, а ну, прекратить грызню! Кербет! Юлдус!

Грузный наездник в летах вклинил коня между спорщиками. Тяжелый прямой меч на боку, круглый червленый щит на спине, в руке – длинное копье. От блеска начищенного зерцала и позолоченного куполообразного шлема с козырьком и защитной стрелкой-наносником резало глаз. Алый плащ, закрепленный на плече золотой застежкой, трепыхался под щитом. Серебром отливала конская сбруя. Белела курчавая борода всадника – и вовсе не потому, что заиндевела от мороза: слишком много в той бороде оказалось седых волос. Немолодой уже вояка… Строгие глаза под густыми бровями смотрели внимательно и испытующе.