Остаётся только добавить, что Столыпин оказался прав и роспуск I Думы действительно прошёл практически безболезненно. Ни одного вооружённого выступления или сколько-нибудь крупной забастовки не произошло. Правда, 108 депутатов распущенного первого российского парламента выехали в Выборг (на территории Великого княжества Финляндского имперская полиция не могла арестовать лишённых депутатской неприкосновенности думцев без согласия местных властей) и 9 июля выпустили воззвание с призывом к населению оказать гражданское неповиновение властям: «Граждане! Стойте крепко за попранные права народного представительства, стойте за Государственную Думу. Ни одного дня Россия не должна оставаться без народного представительства. У вас есть способ добиться этого: Правительство не имеет права без согласия народного представительства ни собирать налоги с народа, ни призывать народ на военную службу. А потому теперь, когда Правительство распустило Государственную Думу, вы вправе не давать ему ни солдат, ни денег».
Однако никакого отклика в стране Выборгское воззвание не вызвало и Столыпин имел все основания насмешливо охарактеризовать его как «детскую игру».
Отметим также, что политика Столыпина в отношении парламента всех созывов расценивалась многими современными ему политиками и журналистами как образец государственного подхода. На следующий день после смерти главы правительства «Новое время» поместило на эту тему материал, который, на наш взгляд, исчерпывающе объясняет позицию премьера по отношению к Государственной думе, без чего нельзя в полной мере понять всю столыпинскую политику реформ. Процитируем эту интереснейшую статью: «Столыпин выдвинулся и определился в Думе. Но, в то же время, он в значительной степени определил собой Государственную думу. Если Государственная дума в настоящее время работает и законодательствует, то этим она, до известной степени, обязана Столыпину. Столыпин интуитивно «чувствовал» Государственную думу. С самого первого же выступления основной тон был взят им совершенно правильно. Если вчитаться в ту первую речь, которую он произнёс по запросу о действиях чинов охранного отделения, то мы найдём в ней целый ряд мелких чёрточек, в точности соответствующих тому облику большого государственного деятеля, который в последующие годы укрепился, развился и сделался популярным в России, но который в Первой государственной думе не был иным, чем во Второй и Третьей.
«…Оговариваюсь вперёд, что недомолвок не допускаю и полуправды не признаю». Относительно действий Буатовского, царицынского полицмейстера и калязинской полиции расследование «передано в руки суда»; и если суд «обнаружит злоупотребления, то министерство не преминет распорядиться соответственным образом». Всякое упущение в области служебного долга «не останется без самых тяжёлых последствий для виновных». Но каковы бы ни были проступки и преступления отдельных подчинённых органов управления, правительство не пойдёт навстречу тем депутатам, которые сознательно стремятся дезорганизовать государство. «Власть – это средство для охранения жизни, спокойствия и порядка, поэтому, осуждая всемерно произвол и самовластие, нельзя не считать опасным безвластие». «Бездействие власти ведёт к анархии; правительство не может быть аппаратом бессилия». На правительстве лежит «святая обязанность ограждать спокойствие и законность».